Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.. Александр Булгаков
дело. После он мне сказал: «Будьте покойны, это предприятие гнусное и дерзкое, которое им, кроме стыда, ничего нанести не может. Доказательства ваши так явны; впрочем, кому не известно, что батюшка для вас только и жил, всегда вами был доволен и вами восхищался. Все его письма ко мне сим наполнены. Указ был написан весьма деликатно, как государыня обыкновенно делала. Мне все кажется, что должна быть духовная батюшкина где-нибудь, тогда тотчас бы можно остыдить бессовестную Анну Петровну. Впрочем, и эта духовная хотя недописанная, но вся писана его рукою, всему свету известною, следовательно, и воля его несомнительна; а что вы его дети, кто может это оспорить и кто знает это лучше Анны Петровны? Может ли она не признаться, что это не рука ее батюшки? Следовательно, чего она может надеяться? Ничего, кроме стыда. Надобно попытаться тотчас прекратить зло в его начале, а для сего просить государя. В случае же, ежели он сего и не сделает, то для вас только может быть, признаться, весьма неприятный процесс, но который кончится в вашу пользу. Неприятен, потому что пойдет с малых судов, а там всякий толковать будет по-своему; а когда дойдет сюда, то неоспоримые вы имеете права».
Я ему говорил об указе о Стрекаловых. За ним послали, но это совсем другое. Стрекалов сделал завещание. Мы и положили писать к государю. После обеда я к нему приезжал; он мне сказал, что он еще обдумал дело, спрашивал, сделала ли Анна Петровна какой-нибудь шаг, кроме разговора с нами. Я ему отвечал, что не думаю. А в сем случае нельзя подавать письма, ибо в сих делах нельзя поступать легкомысленно. Государь может спросить, что соперники за подвиг сделали, а она может отпереться, ибо только еще с нами говорила. «А мы, – прибавил он, – будучи здесь, – мне только ваш братец напишет, что она что-нибудь сделала, – тотчас можем за дело приняться; а между тем надобно приготовить тех, кои действовать будут и помогать могут». Против столь справедливого рассуждения нечего было говорить, тем более что я совершенно с ним согласен.
Потом он мне сказал: «Анна Петровна ко мне писала, я ей, признаться, и отвечать не хотел; вот ее письмо». Она, говоря Ивану Алексеевичу о ее позоре и ее огорчении, просит у него продолжения дружбы его к батюшке и на нее с сестрою, просит позволения к нему писать и просит его совета, как ей поступать! Иван Алексеевич на сие сказал мне: «Я ей буду отвечать», – и написал тотчас письмо, которое может служить правилом и ее отвести от ее намерения. Иван Алексеевич ожидает от сего письма, что она образумится. Начиная весьма учтивым образом, говоря о дружбе к батюшке, о сожалении о его кончине, благодаря за ее к нему доверенность, говорит ей: «А как вы требуете от меня советов, то я себе долгом поставляю следующее вам сказать. Дошло до меня, будто бы вы имеете намерение оспаривать права у детей вашего дяди и благодетеля на имение, от него им оставленное. Я сему не могу верить; но ежели вы его и имеете, то сие предприятие, которое не может иметь для вас никакого успеха, покроет вас только стыдом и отвратит от вас участие всех честных людей. Кто лучше вас знает, что они его