Хрясь и в суп. Дарья Лисица
Она выла за нас обоих.
У Всеволожской ЦРБ шли последние приготовления ко Дню Победы. Двое школьного вида подростков красили в желтый цвет уродливых лебедей из автомобильных покрышек. Женщина, в белом халате, стояла рядом и нервно махая рукой разговаривала по телефону.
Последние два месяца, в местной прессе, не переставали нахваливать новоизбранного губернатора. Писали о тех баснословных суммах которые он выделил на развитие здравоохранения. Действительно кое-что изменилось. Если не считать лебедей, то у входа в поликлинику посадили три липы, на втором этаже уже два месяца ремонтировали туалет, крышу здания морга покрыли толью, а всю администрацию, на переподготовку, на месяц свозили в Финляндию. Над входом повесели вывеску «Земляки – это наша победа». В таком виде она просуществовала ровно два дня. Потом, либо по оплошности рабочих, либо кто-то решил пошутить, первые две буквы в последнем слове отвалились. Насколько мне известно, в таком виде, вывеска существует по сей день.
– Спрошу сразу, как говорится не в бровь, а в глаз. Деньги на бензин есть? – спросил меня районный невролог, Владимир Сергеевич.
Его вопрос поставил меня в тупик, но поймав на себе его сияющую улыбку, я моментально все понял. Уточнив последние расценки на бензин, и мысленно пересчитав имеющуюся у меня наличность, я утвердительно кивнул.
Не заглянув к матери, он прошел на кухню.
– Какую группу хотите?
– Первую.
Он глубокомысленно вздохнул.
– Тогда надо еще кое-какие документы. Могу посодействовать, ну, чтобы вам лишний раз ко мне не ездить.
Через неделю, еще раз накормив его прожорливого, железного коня, я забрал мамину карточку и направление на освидетельствование.
Я выглянул в окно. У подъезда стояла темно-синяя «семерка» дяди.
С родственниками матери, я виделся крайне редко, как правило, раз в десять – пятнадцать лет. Поводом для предыдущей нашей встречи были похороны бабушки. Нет, в их жизни были и более радостные события: рождение детей, свадьбы, но так как от меня веет только проблемами и одиночеством, то меня принято игнорировать. Рыдать они начали еще в подъезде.
Первой на пороге квартиры появилась, раздобревшая после вторых родов, Мария. Скорбно скривив перекаченные ботоксом губы, она чем-то мне напомнила куклу Чаки, она бросилась мне на шею. Следом за ней вплыла Оленька. По ее самодовольному виду было заметно, что полоса неудач в ее жизни кончилась и она наконец-то, с четвертого раза, поступила на коммерческое отделение Педиатрического Университета, о чем и поспешила мне сообщить. Словно тени прошмыгнули постаревшие тетя и дядя. Замыкал процессию мой племянник. Розовощекий, коротко стриженый блондин с глуповатой полу ухмылкой. Он напомнил мне солдата Вермахта, со старых, черно-белых фотографий времен Второй мировой. За ним впрыгнула его беременная жена. У них был «honey-moon» и поездка на похороны моей матери рассматривалась ими как забавное приключение. Они постоянно перешептывались и хихикали.
По