Ноктэ. Кортни Коул
о том, что не нужно слов. Я беспомощно смотрю на него.
– Я думаю, это правильное решение, – говорит отец. – Ваша мама и я… – его голос срывается, словно ему больно, на секунду он замолкает. – Ваша мама и я были уверены, что так будет лучше для вас обоих. Вам нужно научиться жить самостоятельно. Это правда хорошо.
В голосе отца чувствуется гордость, как будто Финн совершил нечто героическое: спас ребенка из горящего дома или перенес черепаху с оживленной трассы. Но это не героизм, а самопожертвование. Я вижу это по его глазам, по осанке и по тому, что он избегает взглядов в мою сторону.
Спаси меня от моих страданий.
Эти слова из его дневника – первое, что приходит мне в голову, когда я смотрю на него сейчас.
Но когда он все же бросает на меня ответный взгляд, я читаю в его глазах что-то еще. Мольбу.
Позволь мне сделать это. Позволь!
Позволить ему сделать что?
Научиться жить самостоятельно? Справляться со всем в одиночку? Мое дыхание становится прерывистым, в то время как Финн продолжает исследовать мою реакцию. Все исследует и исследует. Наконец я взрываюсь короткой фразой:
– Ладно.
Это слово выходит из меня на выдохе.
Финн вздымает бровь.
– И это все? Никаких криков и скандалов?
Я встряхиваю головой.
– Нет. Если ты уверен. Я была готова спорить об этом с мамой и папой, но я не готова вступать в конфликт с тобой.
Я чувствую, что сдаюсь, от этого мне грустно. Волна паники накрывает меня. Но что я могу поделать? Это выбор Финна. Его взгляд становится мягче.
– Ты не споришь со мной, – заключает он. – Ты просто пытаешься сделать то, что сама считаешь необходимым. Ты же это понимаешь, Калла.
Нет, я этого не понимаю. Мое мнение сейчас прямо противоположно.
Но опять же, что я могу поделать? Он принял решение.
Мне нечего сказать в ответ. Поэтому я просто безмолвно киваю.
Начинаю размазывать еду по своей тарелке, потому что, когда я пытаюсь ее проглотить, она застревает у меня в горле, словно какой-то комок желе. И папа, и Финн продолжают пристально смотреть на меня, ожидая, что я начну протестовать, спорить, а может, даже бить посуду. Но я не оправдываю их ожидания. Каким-то неведомым образом я остаюсь спокойна, сохраняя холодный рассудок и сдержанность, но только до той минуты, пока я могу бросать короткие слова извинения и сдерживать свои эмоции.
Я выбегаю на улицу, не обращая внимания на то, что Финн кричит мне вслед. Я пролетаю пулей через двор, жадно глотая воздух на своем пути вниз, к пляжу. След выглядит, словно серебристая лента в сумрачном свете луны, извиваясь и вращаясь среди влажных от дождя зарослей и блестящих темных камней.
Кроны деревьев создают полог над моей головой, от вида теней я покрываюсь гусиной кожей, потому что не знаю, что они могут скрывать. Но даже сейчас, видя лишь кусочки луны, мелькающей сквозь ветви и листву, распознавая какие-то несвязные слова в порывах ветра, играющего в сосновых иглах, я хочу находиться здесь больше, чем в нашей столовой.
Прорываюсь