…И было детство. Екатерина Юдкевич
лестнице, стать, может быть, ректором родной академии и, если повезет, перебраться в Москву.
Все рухнуло в одночасье, и напрасно она пыталась объяснить в деканате, а потом и в Большом доме, что никакого отношения к делам матери и сестры не имеет, что осуждает их и готова публично заклеймить их действия позором – ей никто не поверил! Теперь придется прозябать на этом острове, и прощай, намеченная жизнь! Правда, Любочка набрала с собой большое количество книг и решила, что ни за что не станет работать вместе со всеми, а будет заниматься, но это служило плохим утешением.
Подводу трясло, и Любочка почти с ненавистью смотрела на свою жизнерадостную младшую сестру, о чем-то весело щебетавшую с Костей.
Проснулась Люська, и подводы остановили, все кинулись к ней, и Дина Алексеевна, бережно подняв на руки девочку, вдруг прижала ее к себе и заплакала. Решено было сделать привал. У Катерины и у Артемьича в термосах сохранился чай, и напоили сначала детей, а потом разделили остатки. Костя обнаружил совсем рядом источник с прозрачной, голубоватой водой. Все стали набирать воду, кто-то сделал предположение, что эта вода – святая. Когда снег пошел сильнее, уже успели отдохнуть и двинулись дальше.
Остаток пути прошел более весело, люди оживились, переговаривались между собой. Федька подошел к Борюсику и стараясь, чтобы его никто не слышал, произнес задумчиво:
– И с чего это музею вдруг понадобилось снабжать нас техникой, не могу понять.
Борис Петрович вздрогнул от неожиданного вопроса, не зная, что ответить, но его выручила Татьяна.
– Смотрите, смотрите! – кричала она, указывая рукой вперед. – Башенка! Мы пришли!
Глава 3
Поселок
У Люськи даже закружилась голова от восторга: огромная лестница вела вверх, в самое небо, и где-то там, за полуоблетевшими кронами деревьев, виднелись прозрачные купола.
– Вот он, Люсенька, монастырь, – говорила между тем крестная. – Запомни свое первое впечатление, оно всегда самое верное, и как бы потом ни сложилось, – крестная тяжело вздохнула, – всегда неси его вот здесь, – и Татьяна дотронулась рукой до Люськиной груди.
Ох, как она была права! Энтузиазм покинул даже самых больших оптимистов, когда, тяжело дыша и причитая на каждом шагу, одноногий инвалид, от которого крепко несло самогонкой, отпер ржавый «амбарный» замок и впустил путников в один из бывших монашеских корпусов. Первое, что бросилось в глаза прибывшим – нецензурная брань и фривольные рисунки, которыми щедро были разукрашены стены всех помещений от пола до потолка. Эти цветовые пятна были единственными, все остальное – голый кирпич, обвалившиеся перекрытия, прогнившие доски полов. Дело в том, что до Великой Отечественной войны в монастыре размещалась школа боцманов с ротой шестнадцати-восемнадцатилетних юнг, овладевавших здесь азами мореходного искусства. Советская закваска сделала свое дело, и молодые люди щедро одарили монастырское здание