Пение мёртвых птиц. Вячеслав Александров

      И против всех перечисленных смертей только один утопленник в Тихозёрке.

      Да… Местным ещё повезло.

      Дима неторопливо брёл между похожими один на другой домами с табличками, подписанными типичными «советскими» названиями: «Комсомольская», «Победы», «Краснознамённая». Прошагал мимо ларька с красной вывеской «Продукты», добрался до почти такого же, но с уже «синими» «Продуктами», свернул, как и предписывал Григорич направо и, спустя несколько минут, вышел к административному центру – на улице «Мира».

      Асфальтированная дорога, хоть и пребывала в плачевном состоянии, могла гордиться своей выдающейся сохранностью в сравнении с теми, какие Дима уже успел лицезреть.

      Вдруг затренькали знакомые любому уху металлические звоночки: Дима оглянулся и отступил на шаг – мимо, поднимая пыль и ветер, тотчас промчались несколько мальчишек на велосипедах, по виду, передаваемых по наследству от четвертого колена. Потускневшие катафоты, надетые на спицы, не сияли, как от них ожидалось, но это мало заботило велосипедистов. Одетые в застиранные футболки, а кто и с голым торсом и майкой, повязанной прямо на лбу, они кричали на всю улицу и гнали, что было дури наперегонки. Доехав до некоего ориентира известного только им, свернули и скрылись так же быстро, как возникли.

      Последние отзвуки их погони осели вместе с пылью, и улица погрузилась в прежнюю тишину. Дети представляли собой единственный видимый глазу намёк на жизнь в Тихозёрке. Они скрылись – и жизни не стало. И не стало почти ничего, за что бы мог зацепиться глаз.

      Разве только за одинокую дворнягу. Полная противоположность энергичной ребятне. Собака бродила неподалёку, то и дело укладываясь где-нибудь полежать. Всякий раз её что-нибудь не устраивало. Она поднималась и проделывала ещё несколько ленивых шагов прежде, чем снова улечься. И больше ничего. Олицетворение всеобщей местной вялости и досужия.

      Несколько минут спустя, Дима стоял возле дома с гостиничной вывеской, докуривая сигарету. Он уже начал оглядываться в поисках урны, когда вдруг услышал девичий голос:

      – Только не бросай на землю!

      – Нет-нет, я как раз смотрел, куда можно.

      Дима обернулся.

      На крыльце стояла среднего роста девушка, лет двадцати, двадцати двух, одетая по-домашнему во всё «рабочее», с платком на голове, из-под которого кое-где выглядывали русые волосы.

      – У нас нет урны, – засуетилась она. – Подожди секунду.

      Девушка скрылась в доме и через мгновение уже выскочила со старым металлическим ведром:

      – Вот: брось сюда, – сказала, открывая калитку.

      Дима так и поступил. Подался чуть вперёд, проводил взглядом окурок, отступил на шаг, затем, поднимая глаза, как будто случайно заглянул девушке в лицо – чистое, без родинок – и тут же отвернулся.

      – Спасибо. А то нет сил всё тут каждый раз убирать.

      – Вы – Соня? Это ваша гостиница?

      Дима качнул головой на вывеску, а после опустил на девушку мягкий,