Внук Донского. Максимилиан Раин
моим друзьям вернут свободу.
Пока мы беседовали, аскетичное убранство кельи внезапно дополнилось тарелкой с творогом, мёдом и бутылочкой пахучего сурожского вина. Всё это желудочное великолепие было радушно ко мне пододвинуто. Я не стал деликатничать и с энтузиазмом лисы, инспектирующей курятник, принялся уничтожать монашеские припасы.
Помочь боярину Фокию монах согласился без каких-либо излишних вопросов. Предупредил его заранее, чтобы не раскрывал меня. Скоро мы вдвоём, облачённые в чёрные рясы, спешили к воротам монастыря. Вонифатий сам вызвался проводить меня к выходу на всякий случай, для подстраховки. Очень правильным оказалось предложение сведущего монаха. Скучающий на воротах стражник окликнул нас, узнал библиотекаря и пожелал вступить с ним в философский диспут. Я молча выскользнул из ворот и помчался в липовую рощицу. Фока уже, наверное, проклинал меня последними словами, в ночной тиши поджидаючи.
Кряжистой фигуры в посконных одеждах сразу не увидел. Плесня обнаружился спящим, сидя под раскидистым деревом. Он так углубился в свои сновидения, что растолкать удалось с большим трудом. Открыл глаза и недовольно проворчал:
– Замаялся на мнозе[378] ждати, инда[379] почил.
Показал ему рясу и предложил надеть, что и было без вопросов сделано. Прежде чем возвращаться в монастырь, я сгонял за оставленным под забором военным обмундированием и оружием. Теплый воздух, сохранившийся после жаркого дня, приятные запахи трав, яркая луна и голосистые птичьи трели настраивали остаться на ночёвку здесь, на свежем воздухе, на пряно пахнущей травке, но старший товарищ был не кормлен. Пришлось плестись с ним к отцу Вонифатию, продолжающему совместно со стражником вести поиск религиозных истин в пучинах скуки. Библиотекарь и боярин с достоинством поприветствовали друг друга. Втроём мы далее молча прошествовали обратно в его келью. Радушный хозяин выставил те же блюда с недоистреблённым мной творогом и вином. Я, чтобы не вызывать подозрения, также взял в руки ложку. Фока больше налегал на вино и довольно быстро окосел. Вонифатий нас отвёл в гостевые кельи и предупредил, чтобы мы постарались поменьше ходить по помещениям и утром на службе не появлялись, сославшись на недомогание. По церковному уставу гостям монастыря предписывалось участвовать в религиозных мероприятиях, будь ты хоть нищим попрошайкой, хоть знатным вельможей.
Кельи были не в пример меньше жилища библиотекаря. Чем-то шкаф размерами напоминали. Места там хватало только на один лежак и миниатюрный столик. На стене располагалось несколько икон, выполненных неряшливо. Маленькое сквозное оконце давало доступ свежего воздуха, но всё равно чувствовалась какая-то затхлость, как от несвежего белья.
В темноте почувствовал, что меня кто-то трогает. Вскочил, перепугавшись, и сам перепугал молодого послушника. Он пришёл звать меня на заутреню. Оказывается, уже ночь пролетела и за окном брезжил рассвет. Как было обговорено, я отказался идти, сославшись на сильную головную боль.
– Братие мнози потравишася, ядь лиху снидах, – согласился