Моя необработанная форма. Ильгар Сафат
улицами, которые я видел впервые, я вошел в роскошный, хотя и слегка обветшалый особняк, напоминающий готический замок с привидениями. Он сообщался с многоэтажной стеклянной высоткой. Странный мутант современной архитектуры. Меня встретили лакеи и, ни о чем не расспрашивая, проводили к лифту, я поднялся на двадцать восьмой этаж и вошел в огромную залу, наполненную людьми. Тут шла светская вечеринка. Светский раут, как любили говаривать люди в старину. Надо же такое выдумать – раут. Неудивительно, что все эти аристократы, выражавшиеся столь изящно и витиевато, вымерли как динозавры. Им на смену пришла косноязычная шваль из буржуазии, насаждающая дурные манеры. Буржуазия – класс-симулякр. Суть буржуа – желание выдать себя за того, кем он на самом деле не является. И теперь эти лощеные нувориши кишели вокруг меня, как призраки в зрачках сумасшедшего. Я не знал, кто все эти люди, но чувствовал себя в их среде, что называется, не в своей тарелке. Идиотская идиома. Не в своей тарелке. Кто придумывает идиомы? Почему идиомы всегда так глупы? Наверное, идиомами мыслят идиоты, это когда мысль перестает быть потоком и становится сухим знаком.
Люди вокруг меня не вызывали никаких симпатий. Мы были слишком разные, из разных миров и даже из разных галактик, и никаких общих тем для разговора у нас не было и быть не могло. Не понимаю, как вообще я оказался в этом псевдоаристократическом террариуме, где все так чопорны и церемонны? Кто привел меня сюда, какая сволочь? Черт, ведь это же я сам, своими ногами сюда притопал! Черт! И зачем я сюда пришел? Мне, с моими дикарскими манерами, оставалось лишь забиться в темный угол и не высовываться. Здесь, в углу, меня никто не мог увидеть, и я заливал в себя бокал за бокалом вино, в обилии расставленное на столиках. Из темноты я выходил только для того, чтобы украдкой стянуть с барной стойки очередной бокал красного полусухого. Уже прилично я влил в себя этой терпкой жидкости, голова начинала кружиться, сновавшие мимо меня люди переставали казаться такими отвратительными, и я то и дело ловил себя на мысли, что в эту минуту беспричинно кому-то или чему-то улыбаюсь. Тут были женщины весьма привлекательные, и не будь я так пьян и подавлен, я, возможно, и пристроился бы к одной из них. Но, по счастью, дальше глупых улыбок дело не шло, и хотя голова моя кружилась, как обруч вокруг талии хулахупщицы, я не искал возможности заговорить с кем-либо из присутствующих. Однако это меня не спасло.
– О, а вот и наша знаменитость! – ко мне приблизился невысокий человек в смокинге. Выскочил, как черт из табакерки!
Несмотря на отсутствие волос на большой шишкастой голове, плечи незнакомца были осыпаны перхотью. В руках он держал бокал с вином, по раскрасневшемуся лицу и маслянистым глазкам было понятно, что это не первый его бокал за сегодняшний вечер. Мелкие глазки незнакомца слезились и смотрели на меня с какой-то странной, насмешливой въедливостью. Эти две ржавые булавки буквально сверлили меня, и, чтобы не выглядеть глупо, я скрывал смущение за противнейшей, неопределенного толка ухмылкой.