Моя необработанная форма. Ильгар Сафат
миров я не могу задержаться надолго. Ни одному из этих миров я не принадлежу. Всюду я лишний. Всем я чужой. Я – чужой.
Рычат тигры. Так трещат угли. Огонь подвижен. Одухотворен. Мать взяла меня на руки и, сев за стол, начала кормить из ложки чем-то вязким, сладковатым, теплым. Мне нравится это ощущение. Мать приговаривает нежным голосом что-то, чего я еще не понимаю, и то и дело подносит ложку мне ко рту. Но уговаривать меня не надо, я охотно глотаю кашу и бесстрастно смотрю по сторонам. Иногда я натыкаюсь взглядом на отца, и всякий раз он меня пугает. Отец похож на истукана. С каждым выпитым стаканом он становится все отчужденнее и отчужденнее, вскоре он перестает замечать нас с матерью и соображать, где находится. Так бывает всегда, каждый день. Нет дня, чтобы отец не напивался в стельку. Кончается все тем, что мать оставляет меня ползать по полу, берет отца под руки и дотаскивает его до спальной комнаты. Отец грузно падает на кровать. Что-то бессвязно бормочет. Писается в штаны. Иногда мне слышна их возня, потом странные возгласы матери и хрип пьяного папаши. Что происходит в спальне у родителей, я не знаю, но всякий раз от этих стонов и возгласов мне становится страшно.
Однажды я подполз к зеркальному шкафу, отражающему спальню родителей, и вдруг увидел, как отец, заломив матери за спину руки… Нет, мне тяжело вспоминать об этом. Слишком мерзко. Гори все огнем. Есть вещи, которые лучше забыть. Но не забываются. Память, как и сама реальность, нам не принадлежит, она прихотлива и то и дело вбрасывает в наше сознание образы и грезы, которые мы больше всего пытаемся от себя отогнать. Мне отбили мозги на ринге, так что нет ничего удивительного в том, что и сознание мое порою живет какой-то своей, особой, отдельной от тела жизнью. Хотя списывать все на отбитые мозги, наверное, неправильно: вполне может быть, что это общий закон, и по нему работает сознание у всех людей. Я почти уверен, что именно так оно и есть. Люди живут вразрез с тем, что происходит у них в головах. Наверное, это к счастью. Ведь в головах у нас творится черт знает что. В моей голове – точно. В моей голове – каша. Такая же тягучая, как та, которой кормила меня в младенчестве мать.
10. ЧТО ЭТО ЗА ГОРОД ТАКОЙ?
Годжаев помог мне подняться на ноги, отряхнул меня и усадил в кресло. Не знаю, что это вдруг я решил рухнуть на пол? Не от вина же? Я ничего еще не выпил! Наверное, нервы. Тело обмякло, как у Голема, у которого из сердца вынули каббалистическую гексаграмму. Мне было трудно даже приоткрыть глаза.
– Вам нужно взять себя в руки, заняться своим здоровьем! Я говорю это не только потому, что вы давно перестали посещать мой кабинет. Если вам жестко на моей кушетке или мои методы вас не устраивают, я мог бы рекомендовать кого-нибудь из коллег. Поверьте, на вас становится мучительно смотреть! Тяжело наблюдать, как человек сам разрушает себя изнутри. Впрочем, в определенных ситуациях (если не во всех) работа нашей психики носит автономный характер, мало от нас зависящий, и с этими процессами крайне сложно бороться. Вот тут-то, мой друг, и нужна