Минус тридцать. Генрих Эрлих
только по фамилии – Анисочкин.
А что на сладкое? Манецкий провел оценивающим взглядом по женской половине отряда. Пять молоденьких девушек собрались кружком и щебетали, судя по доносившимся словам, щебетали по-лаборантски. Рядом стояли еще две девушки, постарше, но все равно молодые, двадцать пять – двадцать семь, младшие научные или ассистентки, идентифицировал Манецкий. Одна была не по годам грузной, с серьезным лицом. Другая, наоборот, была миниатюрной и тонкокостной с неожиданно крупными, даже резкими чертами лица под копной светлых вьющихся волос. Глаз ни за кого не зацепился. Ну и составчик подобрался, последовал неутешительный вывод, только что молодые, а так – наседки и соски. Впрочем, этого следовало ожидать, если уж не везет, так не везет во всем.
Но тут его взгляд наткнулся на стоящую поодаль, подчеркнуто отстранясь, брюнетку среднего роста. Была она одета в джинсы, свитер с толстым воротом, приталенную болоньевую синюю куртку, на шее – пестрый платочек, на голове – кепка того удивительного покроя, который позволяет полностью скрыть женскую прическу, но производит впечатление кокетливо надетой. Убранные под кепку волосы открывали высокий лоб, удивительно гармонировавший с прямым носом и тонкими губами. Присмотревшись, можно было заметить две небольшие морщинки, сбегавшие от крыльев носа вниз вдоль рта.
Манецкого поразила бесстрастность профиля незнакомки, но он легко представил, как это лицо кривится в презрительной или брезгливой гримасе, углубляя морщинки вокруг губ. Может быть, эти морщинки и появились от частых таких гримас? Незнакомка расцепила сжатые за спиной руки, достала из кармана пачку «Космоса», размяла пальцами сигарету, но в последний момент передумала и убрала сигарету обратно в пачку. Ее руки, нервной порывистостью так контрастировавшие с холодностью лица, были бы красивы – с узкими ладонями, длинными пальцами, миндальными ногтями, покрытыми темно-вишневым лаком, но слишком напрягались жилы при любом движении и уже проступала синева сосудов.
«Тридцать точно, может и больше, но хороша. Породистая. И злая», – заключил Манецкий.
Незаметно подошел Сергей и проследил взгляд друга.
– Бесполезно, неопрокидываемая. У нас уже били клинья, сам грешен – дохлый номер. Да еще так отбреет, что хоть с работы уходи.
– А кто такая?
– Алла Голицына, младший научный с нашей кафедры, зимой пришла. Кто, что – понятия не имею, знаю только, что замужем и дочь есть, заходила как-то, такая же замороженная.
– Да Бог с ней. Что интересного узнал? – перевел разговор Манецкий.
Он оторвал взгляд от брюнетки и не заметил, как она слегка скосила глаза в его сторону.
«Какой ладный мужчина! Не высокий, скорее щуплый, особенно на фоне этого разжиревшего козла, а чувствуется, что сильный, и лицо волевое, и задница аккуратная. Интересно, насколько правда то, что о нем факультетские бабы шушукают?»
Под мерный шорох автобусных покрышек