Грозный – Василий Блаженный. Истина-весть. Людмила Дегтярь
хочу тебе сказать, напрасно!
Шуйский поперхнулся, закашлялся. Отдышавшись, вытер рукой навернувшиеся слезы.
– Почему? – стараясь скрыть разочарование, промямлил Василий Васильевич, уставя в тетушку Лукерью неустойчивый от медовухи взгляд.
– Потому! – недобро съязвила. И тут же добавила, оглушила: – Тому причиной ваш батюшка. Нет прощения подлому губителю знатного рода Шуйских!
Василий же, вдруг осмелев, взорвался:
– Обобрала моего батьку и норовишь оставить нас с братом в сермяге!? – выпалил он.
– Что!? – вспыхнула Лукерья. – Ты в своем уме?!
– Сквалыжница! Донага обобрала! Совести ни на грош! В нищете перебиваемся с Иваном! Срам какой для Шуйских!
– Вася, ты спятил? Как с цепи сорвался, – опешила Лукерья. – Нет моей вины. Я вас не оббирала! – убежденно урезонила она племянника.
– Ой, ли, тетушка?! – загремел Шуйский. – Все как есть – донага! До нитки!! Видать, прилащилась до деда! Уговорила его отвалить все тебе! А теперя совесть мучает? Печешься, чтобы монахи отмолили твои подлые деяния?! – налетел он на опешившую Лукерью.
– Осторожней с осуждением!
– Знай, наши слезы выльются тебе! Погоди!
– Крест с тобой! Смолкни! – властно велела тетушка.
– Не стану молчать! Не закроешь мне рот! – зло кричал он. – И то! Монахи хапнут поместья, так, поди, станут молить-отмаливать твои грехи! Однако попомни: та земля не пойдет им добром! Да и твоей душеньке не сладко будет на небе!
– Василий, окстись! Перестань! – крестила его Лукерья, пытаясь угомонить разбуянившегося племянника.
– Никто тутко не баил правды?! – надрываясь, вопел Василий, выплескивая из души накопленные обиды. – Скажу! Послушай! Теперя все одно!
– Окстись!! – разгневалась тетка, приподнявшись.
– Обобрала!
– Выслушай!!
– Чаго мне слушать?! Обобрала! – свирепел Василий.
Не сдержавшись, Лукерья плеснула из ковша ледяного кваса в лицо племяннику.
– Гуторю, выслушай!!
Она с таким гневом вперлась взглядом в Шуйского, что тот невольно осел, неловко вытирая распалившееся лицо рукавами.
– Вы-то сами, родня, почто прежде не тревожились? Отчего ни разу не забрели ко мне выведать, отчего дед так поступил с наследством, – выговаривала она, гневно сверкая потемневшими глазищами. – Не подмывало вас дознаться, что произошло меж родней?
– Отчего же!? Свербело прознать! – воспламененно огрызнулся Василий. И, потухая, добавил:
– Сбирались. Да токмо, как идти в чужой огород с расспросами?
– В чужой?! – пораженно взвизгнула она. – Се не чужой! Се родовой! Се кровный! – выплескивала Лукерья, разгневавшись.
Василий Шуйский и тетушка Лукерья встретились взглядами. Василия даже качнуло от дикого гнева, бушевавшего в ее глазах. Невольно вздрогнув спиной, смущенно отвел взгляд.
– Не ведомо тебе, Вася, кем бы стали Шуйские, коль твой батька не встрял бы