Двухголовая химера. Хелег Харт
кажется намерения у них самые серьёзные, – сказал охотник. – Будьте готовы…
Он не успел договорить, потому что Энормис шагнул навстречу хищнику и сам вдруг вспыхнул, как факел; языки пламени, объявшие его со всех сторон, были ярко-фиолетовыми.
– А ну-ка свалили отсюда! – рявкнул чародей не своим голосом.
Даже у Рэна сердце ёкнуло от страха от этого выкрика. Монстр же вздрогнул, напружинился, рыкнул. Решительности в нём явно поубавилось; мутант постоял немного, попятился и растворился в темноте. Другие тени, словно нехотя, тоже постепенно исчезли, стрёкот отдалился. Едва стихли последние шлепки плоских лап, Энормис снова стал человеком, а костёр вернулся к прежней яркости. Болото снова погрузилось во мрак.
В этой полутьме чародей не спеша вернулся на своё место и сел, как ни в чём не бывало. Воздух парализовала тишина, нарушаемая только треском догорающих дров.
– Здорово ты их испугал, конечно, – сказал гном подчёркнуто нейтральным тоном. – Но нас-то мог бы и предупредить.
– «Сейчас буду пугать»? – спросил Энормис, жуя мясо. – Сработало ведь.
– Да уж, сработало. Был миг, когда я сам тебе чуть череп не раскроил с перепугу!
Человек только пожал плечами. Кир постоял немного и вернулся на своё место, продолжив уже спокойнее:
– Это уже тревожит, знаешь ли. Ты пришёл ко мне с просьбой отвести тебя на Глубины. Знаешь, насколько это странно? Потом ты в одиночку валишь тролля и каким-то чудом выживаешь со смертельными ранами. Говоришь с Тенью. Протаскиваешь нас через залы. Вытворяешь всякое. И всё это время с такими замашками, будто… – гном запнулся, подбирая слова.
– Будто я не человек? – спросил Энормис с вызовом.
Копатель засопел, но промолчал.
– Ты даже половины не знаешь, – бросил чародей. – Я и есть не человек, Кир. Не смотри, что я на него похож.
– И кто ты тогда?
– А не знаю! – всплеснул руками Энормис, и голос его дрогнул. – Ты думаешь, меня самого всё это не тревожит? Думаешь, оно мне нравится – быть чёрт знает кем? Однажды я уснул, будучи чародеем девятой ступени, а проснулся уже одиннадцатой. А ещё я говорю на любом языке – хочешь, пожелаю тебе доброго вечера на древнегарадском? И это всё ерунда по сравнению с тем, что я узнал у Оракула. У меня нет родителей, Кир! Их нет, и никогда не было! Как мне прикажешь себя чувствовать? Нормально?
Гном молчал.
– Я сам себя иногда боюсь, – продолжил чародей уже спокойнее. – И это не такой страх, как «Ох, да что же я творю?». Это страх «Да что же я такое?», и он намного хуже, потому что ответа на этот вопрос у меня нет. Я с ним живу все эти годы, приятель. Мне даже себя нечем успокоить, не то, что тебя.
Гном молчал.
– Мне иногда кажется, что это всё – сон, и что я скоро проснусь в своей нормальной, обычной жизни, в которой у меня нет совершенно никаких странностей. Мне очень хочется, чтобы это оказалось правдой. Вот только это не сон. Нет у меня никакой другой жизни, где всё хорошо и понятно. Мне кажется, лучше с этим смириться уже. И смириться с тем, что я не человек.