Две великие победы русского флота. Наварин и Синоп. Евгений Васильевич Богданович
пред судом благодарного потомства, займет, конечно, более славное место, чем даже Ватерлоо!
Восторженный прием, встретивший в Мальте возвращавшиеся туда для исправления вынесенных из Наварпнской битвы повреждений английскую и русскую эскадру[38], свидетельствует о чувствах братской солидарности и чистосердечной дружбы, установившихся между военными и морскими ратниками обеих держав под наитием взаимного уважения и взаимных наваринских услуг. Иное дело в самой Англии. Уже при Каннинге известие о бессмертной наваринской победе вызвало в ней отзывы самого противоречивого свойства. Правительство было ими озадачено. Лорд Инджестр, от 20 ноября 1827 года, писал Кодрингтону: «Известие это вызвало, по-видимому, величайшее удивление, и ни в ком не возбудило оно его в такой степени, как в министрах ее величества. Мне говорили, что все это им не нравится, что вы поторопились»…[39]
Нет сомнения, что сам Каннинг был почти уверен в мирном исходе дела. Он не предполагал, чтобы Порта своим неисправимым упорством решилась принудить союзников к необходимости употребить силу. Действительно, к предупреждению столкновения были приняты все меры. Но Порта, очевидно, домогалась противного. Она оказалась единственною виновницей наваринского погрома. По мнению знатока турок, Кодрингтона, в письме Гейдену от 16 ноября 1828 года, «раз уже состоялся Лондонский трактат, цель союзников должна была состоять в том, чтобы немедленно же вынудить его исполнение, нравится ли то султану или нет. Имея под рукою, для вручения ему управления Грецией, такого способного человека как графа Каподистрию, надобно было определить, какая именно часть Греции должна подчиниться его правлению, и снабдить его широкими средствами для утверждения своей власти на основаниях, принятых союзными державами, как всего более соответствующими их видам». Эти слова заключали в себе целую политическую программу. Так как Лондонский трактат решительно не понравился султану, то первый шаг этой программы должен был сказаться битвой. Недаром писал Кодрингтон, что он считает Наварин «первым шагом к освобождению Греции». Наварин не только мог, но и должен бы был явиться и первым шагом к освобождению всех христиан Балканского полуострова. В этом смысле поняли его и вся Россия, и все злополучные населения, себялюбивою завистью Европы обрекаемые на роковое, подавляющее их умственное и материальное развитие рабство. С этой же точки зрения взирали на него и в Англии люди, стоящие на высоте гениальной политики Каннинга. «Я решительно того мнения, – торжественно заявил несколько времени спустя лорд Джон Россель, – что эта блистательная победа была необходимым результатом Лондонского договора; кроме того, я полагаю, что это была одна из самых честных побед, одержанных оружием какой-либо державы от начала мира».
Того же мнения, по-видимому, держался и Каннинг, хоть он, конечно, и надеялся, и предпочел бы обойтись без этой «честной» победы. При известном
См. Приложение.
Книга Кодрингтона. Т. II. С. 139.