Кафрская и Зулусская войны. Мемуары капитана британских колониальных войск. Генри Парр
с горбатым носом и возбужденным взглядом, стало очевидно, что именно он считался у них главным.
Он говорил долго, и все более распаляясь от своей энергичной речи:
«Мы все рады, что правительство послало кого-то к нам, чтобы договориться об оружии, но условия правительства слишком сложны. Почему правительство так много думает о тренировках? Мы знаем, как пользоваться оружием, как наши отцы и наши деды до нас, и будем сражаться так же хорошо, как и они. Вы, минхерц (это он обращался к гражданскому комиссару), знаете нас всех, вы знаете, что мы все честные люди, и будем сражаться на смерть, но мы не хотим становиться солдатами. Наши отцы никогда не были солдатами, и мы не хотим стать солдатами. Что станет с нами, если мы когда-нибудь примкнем к ополченческому корпусу! Нас смогут отослать от наших жен и детей, которых мы хотим защитить. Времена тяжелые, мы потеряли много скота, и засуха наносит нам большой урон. Мы должны работать киркой и мотыгой, а тренироваться два раза в неделю – это слишком много. Не будет ли разумней организовывать сбор на обучение один раз в месяц. Мы придем на этот сбор и принесем оружие, чтобы показать, что у нас оно есть, и будем стрелять, но не будем выполнять никаких упражнений, как солдаты. Нет, нет, никаких строевых учений!»
В ответ хор низких голосов: «Ya, ya! datistgoot! nodrill».
Затем лейтенант снова встал и сказал, что «четыре или пять упражнений не дадут нужных навыков любому человеку, который даже очень старается их получить, поэтому тренироваться все же придется. Чтобы не отнимать у фермеров время, сборы попеременно будут организованы недалеко от их хозяйств. Они не должны думать, что правительство хотело обмануть их, поскольку оно намеревалось оказать им как можно больше помощи, и эти правила были разработаны для их блага. Буры не хотят покидать свои фермы, и правительство не понуждает их к этому, но хочет, чтобы голландские поселенцы сами могли охранять свои дома и сражаться за своих жен и детей».
На это главный бур ответил: «Да, да, остаться рядом с нашими домами и сражался за наших жен и детей! Это хорошо!» И все остальные буры пробормотали: « Да, это хорошо».
После нескольких вопросов относительно того, может ли «чиновник» обещать, что они не будут отосланы от своих домов, если они сформируют ополченческий корпус; могут ли они сформировать свое укрепление («laager») там, где они сочтут нужным, и после получения удовлетворительных ответов главный бур попросил «три минуты, чтобы самим решить свои проблемы». Гражданский комиссар и лейтенант вышли, а когда они вернулись, седой голландец объявил, что фермеры согласились с условиями правительства, включая ненавистные учения.
Затем гражданский комиссар принял присягу на верность от каждого бура (как это было принято до того, когда любого человека принимали в добровольческий или ополченческий корпус). Церемония выглядела мрачно, и слова присяги повторялись фермерами очень неохотно, как будто они продавали свою свободу.
В начале