Минувшей жизни злая кровь. Вера Заведеева
Свекровь, женщина породы Веры Холодной, носила 33 размер, а у Зойки 36-й. Пришлось обратиться к знакомому частнику-сапожнику, который тайно шил обувь на дому и принимал только проверенных клиентов.
К Первомаю Борис Юрьевич раздобыл в кондитерской в Столешниковом переулке большой торт. Торжественное чаепитие решили устроить на веранде, нагретой ласковым солнышком. Зойка накрывала на стол. Торт предстояло переложить из коробки на огромное хрустальное блюдо и нарезать ровными частями смоченным горячей водой ножом. Справившись с заданием, Зойка решила втихомолку облизать нож, на который налип розовый крем. Вдруг ее сильно затошнило, и она, бросив нож на кухне, еле успела добежать до туалета. «Неужели чем-то отравилась?» – недоумевала она, вспомнив, что с утра ничего такого не ела. За столом к торту она почти не притронулась, но ее продолжало мутить от одного его вида. Первой ее «раскусила» горничная, которая сразу невзлюбила Зойку, и выложила свои подозрения Татьяне Даниловне. Бедная мама легкомысленного сына, успокаивавшая себя тем, что этот «учебно-тренировочный» брак вскоре как-то сам собой распадется и она сумеет подыскать ему достойную партию из их круга, впала в отчаяние.
– Когда?! – трагическим шепотом спрашивала она у сына, поймав его в саду.
– Что, мамуль? – улыбался тот, играя с собакой.
– Ты сам знаешь что! – кивнула она в сторону веранды, где Зойка затаилась в кресле с книжкой.
– А, это… откуда я знаю? Кажется, осенью.
– И что? Это все у нас произойдет? Какой ужас! Пеленки, суета, детский крик день и ночь, няню придется брать, а папе нужны покой и отдых. Он один нас всех содержит! Да и бабушка этого не вынесет. А как же ее институт? Осенью как раз занятия начнутся. И тебе надо учиться, а не с ребенком нянчиться!
– Мамуль, ну как-нибудь обойдется, не переживай, – обнял мать Юра, подмигивая собаке.
Из Юриных одноклассников с войны вернулись только трое. Он навещал осиротевших родителей своих погибших товарищей, стараясь хоть немного их утешить и узнать, как и где они сложили свои головы. Мужское население их поселка сильно поредело. Юра часто вечерами уходил к закадычным друзьям – Коке и Кларе, у которых собиралась молодежь, в основном девушки. Устав от гнета войны, они пели у костра на ближайшей лесной полянке, с упоением читали стихи, свои и чужие, спорили о литературе, музыке, о смысле жизни и искусстве. Эта компания не нравилась ревнивой Зойке, считавшей, что они играют в интеллигентов и слишком много о себе воображают. Ее раздражало, что остроумный и начитанный Юра был душой этих посиделок, и многие девицы смотрели ему в рот. К тому же ее совсем не занимали их непонятные споры-разговоры о тех поэтах, писателях и философах, о которых она и не слыхивала. Нет, он должен принадлежать только ей! Поначалу Зойку приняли в компанию, как свою, но ее провинциальное самомнение на пустом месте и заносчивость записной красавицы отшатнули от нее ребят, которым она стала неинтересна.
Так