Эмма. Николай Полевой
меня опять заболела голова. Дай мне свою руку – вот здесь у меня болит! – Он протянул свою руку к Эмме; она бестрепетно дала ему свою руку, и он приложил ее к голове.
– Лучше ли вам теперь?
– Лучше. – Он отнял руку Эммы от головы своей и с улыбкою, внимательно рассматривал эту милую, нежную ручку.
В изумлении от всего происходившего стояли дедушка и слуги княжеские. Дедушка тихонько подошел к Эмме и дернул ее за платье. Эмма оглянулась.
– Эмма! что ты делаешь! Отойди от него, пойдем домой! – сказал дедушка.
– Как же оставить его? – отвечала тихонько Эмма, печально улыбаясь. – Вы видите, что он только меня и слушается.
– По-немецки говорит! – сказал сумасшедший, улыбаясь и указывая пальцем на старика.
Эмма отняла у него свою руку; управитель и слуги осмелились опять подойти ближе. Эмма отступила.
– Ваше сиятельство… – произнес управитель.
Одной рукой сумасшедший ухватился за беседку, и она вся затрещала от его усилия выломить из нее палку. В ужасе отбежали слуги княжеские. Эмма снова произнесла:
– Вы обещали быть спокойны, – и сумасшедший сел на скамью, будто послушливое дитя.
– Как же мне уйти отсюда? – спросила Эмма у дедушки.
Слуги подошли к старику.
– Ваше высокоблагородие! – сказал ему тихо управитель, – позвольте мне доложить об этом их сиятельствам. Я тут ничего не разумею, изволите видеть. Надобно позвать нашего доктора.
Но доктор шел уже в это время по садовой дорожке. Один из слуг успел его обо всем уведомить. Доктор был старый человек в синем старомодном фраке. Он отрекомендовался дедушке Эммы с старинною немецкою оригинальностию.
– Извините, любезный сосед, – сказал доктор, – а может быть, когда узнаем друг друга поближе, и любезный друг, извините, что вас обеспокоил наш больной негодяй! Вы не поверите, как хитр бывает человек, когда лишится употребления рассудка. За два часа я оставил его такого смирного; он пил лекарства и во всем меня слушался – а между тем, вообразите, что он напроказил после того!
– Объясните мне, господин доктор, что все это значит? – говорил дедушка, указывая на Эмму, стоящую подле князя, и на князя, который смотрел на нее, улыбался, был тих, спокоен и, казалось, с жадностью глотал воздух, сделавшийся для него целебным от присутствия Эммы.
Дедушка наскоро пересказал доктору все события. Доктор угрюмо задумался, долго качал головою, долго чертил палкою по песку, наконец поднял голову и протяжно отвечал:
– Изъяснить, любезный сосед, не откажусь, но прежде всего позвольте мне, как честному человеку, уверить вас, что я не употреблю во зло вашей доверенности, и потом спросить: сколько лет вашей внучке?
– Я потерял дорогою, ехавши из Петербурга, или в Петербурге где-нибудь календарь, в котором был записан день ее рождения.
– О дне ни слова, но год…
– То-то, и года-то хорошо не знаю; должно быть, ей восемнадцать или девятнадцать лет.
– Характер ее?
– Ангельский.
– Это