Одиссея. Гомер

      Было известно мне все; по его повеленью дала я

      Хлеб и вино на дорогу; с меня же великую клятву

      Взял он: молчать до двенадцати дней, иль пока ты не спросишь,

      Где он, сама, иль другой кто отъезда его не откроет.

      Свежесть лица твоего, он боялся, от плача поблекнет.

      Ты же, царица, омывшись и чистой облекшись одеждой,

      Вместе с рабынями в верхний покой свой пойди и молитву

      Там сотвори перед дочерью Зевса эгидодержавца;

      Ею, конечно, он будет спасен от грозящия смерти.

      Но не печаль старика, уж печального; вечные боги,

      Думаю я, не совсем отвратились еще от потомков

      Аркесиада; и род их всегда обладателем будет

      Царского дома, и нив, и полей плодоносных в Итаке”.

      Так Евриклея сказала; утихла печаль, осушились

      Слезы царицы. Омывшись и чистой облекшись одеждой,

      Вместе с рабынями в верхний покой свой пошла Пенелопа.

      Чашу наполнив ячменем, она возгласила к Афине:

      “Дочь непорочная Зевса эгидодержавца, Афина,

      Если когда Одиссей благородный в сем доме обильно

      Тучные бедра быков и овец сожигал пред тобою,

      Вспомни об этом теперь и спаси Одиссеева сына,

      Козни моих женихов злонамеренных ныне разрушив”.

      Так помолилась она, и не втуне осталась молитва.

      Тою порой женихи в потемневшей палате шумели.

      Так говорили иные из них, безрассудно надменных:

      “Верно, теперь многославная наша царица готовит

      Свадьбу, не мысля о том, что от нас приготовлено сыну”.

      Так говорили они, не предвидя того, что и всем им

      Было готово. Созвав их, сказал Антиной, негодуя:

      “Буйные люди, советую вам от таких неразумных

      Слов воздержаться, чтоб кто-нибудь здесь разгласить их

      не вздумал.

      Лучше, отсель удаляся в молчанье, исполним на деле

      То, что теперь на совете согласном своем положили”.

      Выбрав отважнейших двадцать мужей из народа, поспешно

      С ними пошел к кораблям он, стоявшим на бреге песчаном.

      Сдвинув с песчаного брега корабль на глубокое море,

      Мачту они утвердили на нем, все уладили снасти,

      В крепкоременные петли просунули длинные весла,

      Должным порядком потом паруса натянули. Когда же

      Смелые слуги с оружием их собралися, все вместе,

      Сев на корабль и его отведя на открытое взморье,

      Ужинать стали они в ожиданье пришествия ночи.

      Той порою в высоком покое своем Пенелопа

      Грустно лежала одна, ни еды, ни питья не вкушавши,

      Мыслью о том лишь тревожась, спасется ли сын беспорочный

      Или погибнет, сраженный рукою убийц вероломных?

      Словно как лев, окружаемый мало-помалу стрелками,

      С трепетом