Ð˜Ð¼Ð¿ÐµÑ€Ð¸Ñ Ñ‚Ð¸ÑˆÐ¸Ð½Ñ‹. КриÑтофер Руоккио
разъедай себе мозги.
– Этого не было в моем списке неотложных дел.
Не могу сказать, шутил ли он или это действительно беспокоило его мальчишеский ум. А может быть, он хотел напомнить мне о том обеде, когда я окончательно лишился расположения отца. По грубым чертам лица Криспина трудно было судить о мозгах, что бурлят за этими безразличными глазами, зато у меня внезапно похолодела кровь.
Брат продолжал жевать, чавкая, как корова.
– Криспин, – наконец решился спросить я, – почему ты вообще здесь?
– Я же тебе говорил! – удивленно заморгал он. – Хотел попрощаться с тобой.
Он встал, оказавшись так близко, что мог похлопать меня по спине:
– Мы не скоро увидимся снова.
Стоя так, плечо к плечу, мы молча смотрели в окно.
Криспин еще раз с шумом откусил от яблока:
– Последние несколько месяцев… это было что-то особенное. Отец говорит, я смогу снова драться на Колоссо.
Молча кивнув, я повернулся, чтобы забрать со стола блокнот и бесценный томик «Короля с десятью тысячами глаз», и тут Криспин добавил:
– Но то, что случилось с Гибсоном, это просто позор. Не могу поверить, что старый сукин сын оказался предателем.
Я стоял неподвижно, лед в моих венах превратился в гранит. Сквозь сжатые зубы, словно челюсти мои были связаны проволокой, я прошипел:
– Не хочу об этом говорить.
Однако ничего не замечающий, тупоголовый Криспин продолжал грызть яблоко и болтать:
– Ты видел, какое у него было лицо? Просто отвратительно. Он выглядел как какой-нибудь работяга.
Я хлопнул рукой по оконной раме из полированного красного дерева, так что алюмостекло загрохотало, как барабан, обернулся и посмотрел в округлившиеся глаза Криспина под прямыми бровями. Кусок яблока во рту нелепо раздувал его щеку.
– Чего ты так взбесился? – спросил брат.
Он ничего не понимал. В самом деле ничего не понимал.
– Гибсона больше нет, – прошипел я.
– Он был просто нашим слугой.
Криспин проглотил кусок и повертел плод, выбирая, где бы откусить в следующий раз. Я выбил яблоко у него из руки. Оно со стуком упало на плиточный пол и отскочило к двери. Брат поглядел на меня, удивленно растянув пухлые губы.
– Зачем ты это сделал?
«Ярость ослепляет», – напомнил я себе.
Голос Гибсона, бормочущего древнюю мантру схоластов, звучал в моей голове. Но другой голос – мой собственный – ответил:
– Он был моим другом.
Криспин недоверчиво уставился на меня:
– Он пытался похитить тебя и сделать одним из этих импотентов-схоластов. Он собирался продать тебя экстрам!
– Ничего этого не было, дебил!
Мои ноздри трепетали, лицевые мышцы напряглись и затвердели в угрозе, от которой было всего два шага до ярости. Я понимал, что не должен это говорить, что кто-нибудь из офицеров Разведывательной службы дома Марло может услышать мои слова, но мне было уже все равно.
Обычно