Вишнёвка. Часть вторая. Lily Alex
его старуха. – Слух, небось, хороший, а ты уж глохнешь!
– Ну, может, и так… – старик задумчиво почесал затылок.
– Вот другое хужее… – она вздохнула. – Точно Машка в Артурку-то влюблённая! Сегодня утречком, как увидала вас, возвращающихся, – чуть Нюрку не уронила! Аж встрепенулась вся, как голубка к голубю!
Она оттёрла глаза кончиком тряпки в руках.
– Не напридумывай, мать! – Олег Петрович ласково похлопал её по широкой крепкой спине. – Моя мамка, Царствие ей Небесное, то ж на каждый твой взгляд на дыбы вставала – ты забыла, небось, уж? А тогда по-молодости сколько раз мне плакалась? А ща сама на девчоночку надумываешь?
– Да, тоже верно… – она решительно поднялась. – Давай иди, не мешайся тут!
Она произнесла это вроде как сердито, но он-то чувствовал, с какой глубокой любовью это звучало.
Этот вечер, казалось, должен был быть одним из самых лучших.
На ужин пожарили шашлык из добытой Артуром косули, и чарующий аромат жареного мяса и приправ наполнял дворик.
Вечерело, дети уже спали, и взрослые наслаждались спокойным отдыхом.
Барс на цепи вдруг поднялся, но не залаял, а, доброжелательно поскуливая, завилял хвостом: во двор вошли две девушки.
С одной Артур говорил позавчера утром, а другая, белёсенькая, с глазами как у той косули, что они завалили в эту ночь.
Двигаясь плавно словно настоящая лебёдушка, она приблизилась к навесу, подталкиваемая в спину другою девахой.
– Вот, с приездом! – заговорила «Позавчерашняя». – Олькина мамка пирогов напекла да моя пяток добавила – угощайтесь.
– Спасибо! – Мэри улыбнулась. – А тебя как зовут?
– Алька! А можно вас «Тёть Маша» звать?
– Конечно… Да просто: «Маша».
– А вы разве не ровесница дяде Глебу-то? – хитро улыбаясь, поинтересовалась Алька.
– Ты к ней в паспорт не лезь, а «Тётей Машей» зови! – Валентина Макаровна «расставила точки над i».
Она, переложив пироги с поданной тарелки, положила мяса и, также завернув, отдала Оленьке. – От нашего дома – вашему с поклоном!
– Присоединяйтесь, красавицы, к нашему застолью! – Артур вроде бы смотрел только на гостий, а сам прекрасно видел, как Мэри опустила голову, явно страдая, но сдерживаясь.
«Сейчас ты поймёшь, дорогуша, ка́к я́ тогда́ себя чувствовал», – подумал он, продолжая обсыпать девушек комплиментами.
Алька краснела, вертелась и теребила косынку, а Оленька, прижав к себе тарелку, застенчиво улыбалась. Её полупрозрачные голубые глаза с длиннющими ресницами, цвета пшеницы, робко перебегали с лица на лицо.
Барс вдруг залаял радостно, с подвизгиванием, подпрыгивая и звеня цепью.
Во двор вошёл явно местный молодой человек, крепкий, плотно сбитый, хоть и не такой высокий, как Глеб. Он замешкался на минуточку, погладив и пса и лайку Найду, тоже ласкавшуюся к нему.
Глеб тут же направился к нему и пожал, встряхнул, руку:
– Здорово, Юрка! О, вымахал – не узнать прям!
– А вы, дядь Глеб, не изменились