Обручник. Книга вторая. Иззверец. Евгений Кулькин
он ушел. Но не в город духов.
Ему долго не открывали, все расспрашивали, кто он, да откуда, потом на пороге появился заспанный Юсиф.
– Ты? – удивленно отшатнулся он, увидев перед собой Кобу.
– Как видишь.
Пауза была длиннее Куры от истока до устья.
За это время успел выглянуть Мешкур.
И он удивился не меньше брата.
– Как ты тут оказался? – спросил.
– Почти как и ты – ногами вперед.
Затем на крыльце появился Акрам – последний из братьев Наибовых, и сказал неожиданное для всех:
– А я тебя ждал.
Они зашли в дом.
Кто-то из женщин уже принес вино.
– Как будет назваться революция, которую вы готовите? – уже после первого глотка спросил Юсиф.
– Социалистическая, – ответил Коба.
– Ну а после нее куда люди ринуться? – не унимался сапожник.
– К коммунизму, – был ответ Кобы.
– Значит, – резюмировал он, – подметок много износить придется. Поэтому моя профессия не учахнет.
– А бабы будут бабами при любой власти, – сказал Мешкур. – поэтому моя ювелиристика не пострадает.
Акрам же, долго не участвуя в разговоре, вдруг произнес:
– Все зовут меня Угрюмым Вором. Может, наконец, наступит для меня такое время, когда я развеселюсь.
Они попили вина, поболтали кто о чем, и – на заре – незаметно сопроводили Кобу к развалинам старого замка, к тому самому круглому камню, с которым, по легенде, забавляется, когда ему нечего делать, Амиран.
В полдень, неведомо какими путями узнав где он, мать принесла ему еду.
– Сынок! – сказала. – Покайся и покорись. Может, власти тебя простят и церковь не отлучит от своей обители.
Вот, сказывают…
– Мама! – остановил ее Коба. – Я не заслуживаю такого твоего сокрушения. Но вместе с тем я твой сын и тебе трудно пожелать мне чего-то иного, кроме добра. Поэтому самый важный для меня путь тут, который я сейчас выбрал.
Мать ударилась в слезы.
С ними и ушла.
Теперь до вечера.
Ибо даже отступники от веры или, как их зовут, изверцы, хотят есть.
Оставшись один, Коба нашел место поукромнее в одной из загогулин центральной пещеры, и обрел там позу Будды.
Успокоение долго не приходило.
– Я пришел к своим друзьям, – произнес он вслух, – и они не приняли меня.
И тут он был прав.
Но только, как говорится, отчасти. Потому как пришел не к друзьям, а к хорошим знакомым, то есть, к тем, с кем в свое время водился, если так можно это посчитать, на всякий случай.
Таковым был Самуил Хухашвили, которого все звали Жирняк.
Так вот Жирняк, завидев его, так растерялся, что Коба хохотнул ему в лицо:
– Да не с Того я Света, не бойся.
Тогда-то он направился прямиком к матери, еще не уверенный, что там его не ждали те, кого он избегал.
– Я пришел к своим врагам, – продолжил Коба молитвенный причит. – И враги раскрыли мне свои объятья.
Значит, часть негативной энергии я сбыл и начинается тотальная