Обручник. Книга третья. Изгой. Евгений Кулькин
в пятый раз заводят об этом речь, Сталину в запале – хочется крикнуть:
– Да он Господь Бог, что ли, Ленин?
Но что-то останавливает. И потому он часто видится проигравшим.
На Пленуме особенно лютовал Зиновьев, вроде ему больше всех надо было. Остальные отводили глаза.
И сейчас, через полгода после того, что произошло на том самом объединенном съезде, Сталин вдруг произнес самому себе:
– А ведь я обо всем этом напишу. – И – уточнил: – В книге. И назову ее: «Тайное, что известно всем». Или что-то в этом роде.
– Так урод ли был год? – спросил самого себя Сталин. – Вряд ли, – ответил более чем определенно. – Уродами были мы, не умеющие воспринимать данность как факт. А в этом, собственно, и кроется логика жизни. Единственно верный аргумент.
ЕЖОВ Николай Иванович – родился в 1895 году в Петербурге.
С 14 лет трудился на различных заводах, имея за плечами начальное образование. После Февральской революции вступил в партию большевиков. Участник Октябрьской революции.
В годы Гражданской войны – военный комиссар ряда красноармейских частей (до 1921 г.). Затем – на партийной работе. С 1922 года – секретарь С емипалатинского губкома.
В 1927 г. Ежов был переведен в Москву и назначен заместителем наркома земледелия СССР.
2
Эту смерть Сталин ждал.
Как ждут непредсказанную прогнозом бурю.
У которой есть склонность все же случаться.
И когда ему сообщили, что буквально на следующую ночь после его дня рождения Бехтерев скончался, он произнес:
– Ну вот еще одна мечта Ленинграда.
И тогда не все бы, наверно, поняли, что имел он в виду такую же внезапную смерть Есенина.
Правда, поэт наложил на себя руки.
А этот – что?
Наверно, этот вопрос он задал вслух, потому как находившаяся рядом Аллилуева сказала:
– Ну что ты казнишься? Ему же – семьдесят.
И это, если честно, резануло. Ибо прозвучало намеком, что она-то едва осилила четверть века. А он-то, ого-го!
– О таких говорят, – продолжила Надежда, – «пожил».
И вдруг Сталин, как бы только сейчас для себя открыл, что у Ленина и у него жены-то – Надежды.
Только одна Константиновна, а другая – Сергеевна. Оправдали ли они их надежду?
Эта мысль, как бы загорила сознание, и он не сразу догадался, что родилась она в результате того, что жизнь вторглась в сферу, в которую Сталин ее не допускал.
Видимо, считая, что не бабское это дело – обсуждать проблемы, которые ее никоим образом не касаются.
Сталин подошел к телефону и позвонил.
– Что там случилось? – спросил.
И на той стороне провода не уточнили, о чем идет речь. А ответили:
– Предположительно, пища вся отравлена.
И Сталин делает указание:
– Исследуйте самым тщательным образом.
Он обернулся и увидел Надежду.
Ее глаза были полны ужаса.
– Неужели ты думаешь?..
Вопрос был не столько произнесен, сколько предположен.
Да