Повести о совести. Анатолий Егин
спросил Вишневский.
– Плохо отношусь! – отрезал Луганцев. – Хотя самого Юдина ремесленником не назовешь, однако он этого не понимает. Можно сделать бочку по лекалам, сшить обувь по колодке, а хирург, идя на операцию, имеет в мыслях несколько способов избавления больного от недуга и нередко встречается с тем, что ни тот, ни другой, ни третий метод не подходит, вот тогда он творит, изобретает, придумывает, для этого нужно быть прекрасно подготовленным, обладать большими знаниями, чтобы не навредить пациенту. Причем все это необходимо делать быстро – соображать, и действовать. Да что я тебе рассказываю, Сан Саныч, ты сам это знаешь лучше меня. Возьми в пример своего отца, Царство ему Небесное, он сколько всего наизобретал, сколько операций модифицировал, у нас с тобой вместе пальцев сосчитать не хватит. А что батюшка твой Александр Васильевич ремесленником был?
– Да не кипятись ты, друг мой! Я ведь тоже так считал и считаю. Придется нам с тобой старых авторитетов немного пощекотать.
Пять суток вместе прошли незаметно, как в сказке, и обстановку сменили, и новые научные направления наметили. На прощание Вишневский предложил:
– Присылай, Александр Андреевич, своего парня учиться. Я с Борисом Петровским переговорю, он в Будапеште сам научился новым методам обезболивания и сотрудников своих учит. Наш друг начал активно внедрять интубационный наркоз, так что посылай человека. С аппаратурой я тебе помогу, будет у тебя новый хороший наркозный аппарат.
Друзья распрощались довольные встречей. Вишневский еще отдыхал, поднимаясь к Москве вверх по течению, а Луганцев тут же приступил к бурной деятельности.
Шеф работал, и вокруг него крутились все, не дремал и Шинкаренко. При относительном спокойствии в клинике он занимался диссертацией. Работа у него была морфологическая, он изучал изменения в тканях органов при определенных заболеваниях. Это было важно для производства операций в будущем, хирургу не на глазок, а точно нужно было знать, в каких границах удалять больную часть органа. Виталий делал срезы с удаленных при операциях тканей, окрашивал препараты, а потом изучал изменения в них под микроскопом. Работа занудно-утомительная. Шинкаренко бы действовать у операционного стола, а он смотрел в микроскоп и иногда ничего не мог понять. Но у Виталия была жена – палочка-выручалочка.
Лида в то время находилась в послеродовом отпуске, нянчила новорожденную дочь. Шинкаренко принес домой микроскоп и каждый день доставлял новые препараты, не давая жене скучать. А та и не скучала, крутилась целыми днями одна. Отца больше года назад перевели работать в другую область, мама, естественно, поехала с ним, а у Лидии Васильевны было, можно сказать, новорожденная девочка и вполне взрослый, пытающийся найти себя в науке муж. Любящая жена очень хотела, чтобы Виталий стал профессором и, прекрасно разбираясь в гистологии и патологической анатомии, описывала препараты, находя в них изменения. Научная работа постепенно вырисовывалась.