Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Вячеслав Борисович Репин
и, черт его знает, может быть, даже зависть.
– Зависть? К еврею?!
– Bitte, Niko! Das reicht jetzt! – заговорила Марта по-немецки. – Höre jetzt endlich auf Wein zu trinken! Oder willst du krank werden.[2]
И опять над столом повисло молчание. Все трое какое-то время смотрели в неспокойную от ветра темноту парка, но каждый в свою сторону.
– Что бы мы ни говорили, искусство не может быть предметом торга, – сказал кузен изменившимся голосом, пытаясь найти хоть какую-нибудь почву для взаимопонимания. – С этим я никогда не смогу согласиться.
– Ты просто расист. В самом вульгарном смысле этого слова, – сказал Петр.
– Да! – вспыхнул тот. – Да! Я их не люблю. И я уверен, что в душе вы их тоже не любите. Вы просто не хотите себе в этом признаться. Боитесь сказать себе правду, потому что не знаете, куда она вас заведет. И расизм тут ни при чем! Более страшных расистов, чем сами иудеи, нет на свете!
– Niko, ich biete dich, halt den Mund![3] – вновь взмолилась Марта. – Еще одно слово, и я уйду! Вы хотите продолжать вдвоем?
– Что бы ты сказал в таком случае на то, что я еврей? – проговорил Петр с двусмысленной ухмылкой.
– Вы?
– Я.
Кузен мерил его растерянным взглядом, не зная, как реагировать.
– So ein Mist![4] – пробормотал он, врезав кулаком по столу, и добавил: – Не верю!
– Придется поверить, – сказал Петр.
Николас перевел окаменелый взгляд на Марту, опять уставился на Петра, но тут поднялся из-за стола и выплеснул:
– Тогда… катитесь вы к чертовой матери! – Он отшвырнул стул и стремительной поступью направился в дом.
– Ну дает.., – произнес Петр после некоторого молчания.
– Да просто выпил. Он же никогда столько не пьет, – сказала Марта с надрывом в голосе. – Ты тоже хорош.
– Вот так я себе и представлял Австрию… Кожаные шорты с бубенцами. Не люди – а лбы какие-то, марсиане. Едят за троих. Говорят за десятерых.
– Сам не знаешь, что мелешь… Он совсем не такой. Зачем ты сказал ему, что еврей? Зачем нести такую чепуху? Зачем говорить неправду?
– Хотел посмотреть, что он на это скажет.
– На подобную чушь?! И что? Увидел?
– Все однажды попадают в такой переплет. Единственный способ что-то объяснить человеку – это дать ему возможность побыть в шкуре другого. Словам никто не верит.
– Ты жалеешь, что я его пригласила?
– Нет, не жалею. Просто устал от выяснений.
– Он совсем не такой, – вновь заверила Марта. – Ему хорошо у нас, и он вспыхивает. А ты, вместо того чтобы промолчать, разжигаешь его своей манией всему перечить. У тебя талант выявлять в людях недостатки, давно это заметила. Ты специально ставишь людей в такие ситуации, чтобы проверить: выдержит или сломается. Но ведь нет таких людей, кто мог бы выдержать такой экзамен!
– О чем мы говорим? Он просто юный, самоуверенный дурак!
Отведя взгляд в темноту, Марта насупленно молчала.
– Как хочется покоя! –
Прошу тебя, Нико!.. Хватит хлестать вино! Тебе будет плохо
Нико, умоляю тебя, больше ни слова, пожалуйста!
Черт знает что!