Лепота. Василий Макеев
родился с серебряной ложкой во рту,
Уверяют соседи меня вразнобой:
Оглашенный мой крик слышен был за версту,
И талы закачались над полой водой.
Улыбалась мне мать из-под теплой руки,
Ею хвастался дед как снохой дорогой.
И качали отца моего мужики
За лихой, огневой, голубой самогон!
Только кто-то не пил на веселом пиру,
Только кто-то в свой рот даже рюмки не брал.
И в семнадцатый март на промозглом ветру
Потому, может, голос я свой потерял.
Не успел я потешить ни мать, ни отца.
Не допел, не доставил на свадьбах весны
Ни купца-молодца, казака-удальца,
Ни разбойничьи те расписные челны.
В просторечии нашем – я просто охрип.
И не то чтобы петь вечера напролет —
Я стесняюсь при всех горячо говорить,
Опозорить боюсь старый песенный род.
Что же делать теперь? Я молчать не могу,
Не хочу, не хочу в рот воды набирать.
Даже косы поют на рассветном лугу,
Даже травы, упав, не хотят умирать…
Все равно буду петь о раскосых дождях,
О глазах зазывных хуторских молодиц.
Будут зори расти, как хлебы на дрожжах,
Будут звезды лететь на покатый карниз.
Покорятся слова и мелодия мне,
Ведь недаром тогда, не с тяжелой руки,
Улыбалась мне мать наяву и во сне
И качали отца моего мужики!
«Крещен в простой филоновской купели…»
Крещен в простой филоновской купели
Отцом Степаном чуть ли не тайком,
Когда над миром ангелы летели,
Я это понял радостно потом.
Жил так и сяк, то правым, то неправым,
Но что, наверно, истинней всего —
Ни мыслью злой, ни языком корявым
Не трогал всуе Бога своего.
Чтил старину, друзьям сполна мирволил,
С худым карманом плыл по кабакам,
Но не давал проснуться дикой воле,
Готовым к драке добрым кулакам.
Выкидывал забавные коленца
И не чурался пряного греха,
Коль жизнь располовинена, как сердце
Шершавого в прожилках лопуха…
И горд лишь тем, и слов не выбираю,
И бью природе-матушке челом,
Что я в паницком благодатном крае
Слыл у народа знатным косарем.
«Окрестность, округа, околица…»
Окрестность, округа, околица,
Окольная речка кружит —
На чем мое сердце покоится
И все, чем душа дорожит.
Подкова ль в проулке зацокала,
Вздохнул ли в ночи вороной —
Все кажется: около-около.
Все чудится: рядом со мной.
А чувства в груди не уместятся,
Я поля печаль не полю —
Пляшу под матрешкою месяца,
Под солнышка бубен пою.
На родине с болью не свыкнуться,
Хоть жизнью ты бит-перебит.
И мне то сорока откликнется,
То