По строкам лавандовых книг. Часть 2. Екатерина Терлецкая
улыбки сует мне в руки чай Мила.
Она поворачивает к себе стул, прямо со мной, наносит на ватный спонжик прозрачную жидкостью с цветочно-косметическим запахом и принимается вытирать им моё лицо. Надеюсь, это средство снимет позорный румянец с моих щек.
Сегодня мы снимаем не настоящий политический ролик, а только фоновую заставку-презентацию для нашего эффектного выхода перед военачальниками и спонсорами ОНР. Около дюжины детей актеров в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет переодели в костюмы камуфляжного цвета с нашивками как у солдат Патриума. Нам тоже достался образец отдаленно напоминающий форму, в которой не так давно мне приходилось бегать по лесу. В этой полунастоящей форме трудно дышать. Воспоминания, в образе мелькающих перед глазами картинок из жизни в строю рядовых, душат чувством страха. Пытаюсь вдохнуть на полные легкие, но в них нет места, будто я под водой. Повторяю, про себя заученную считалочку где нужно короткими фразами описывать факты, из жизни – это помогает сконцентрироваться и упорядочить память, таким образом успокаивает воспаленную психику. Стараюсь успокойся, спустить с легких воду и дать кислороду заполнить предназначенное ему место.
– Меня зовут Лаванда Мейсон. Мой дом Литор. Я больше не рядовая Патриума. Прим жив. Прим меня ненавидит, ― еле шевеля губами шепчу себе под нос.
На пятом круге повторов, легкие сдают позиции, и я снова дышу. Мою одышку, к счастью заметила только Руд и решила, что это головокружение из-за того, что мы пропустили обед. Худощавые мальчишки, что должны изображать армию Патриума вызывают смех и жалость. Кто вообще поверит, что полутораметрового хиляка возьмут на фронт? Да его бы сдуло ветром ещё на первой строевой перед завтраком за забором военной части. Моё тихое хихиканье дружелюбно поддерживает Мила, а Каликс то и дело кидает на меня косые взгляды. От его пристального взгляда я даже в многолюдном павильоне чувствую себя, как солист на сцене, которому направили в лицо прожектор в тёмном зале.
К счастью, все сцены снимают, как бы со стороны, сегодня нет никаких диалогов и текстов, а ещё не нужно изображать что-либо на камеру, просто делаешь вид, что её нет. Организатор даёт команды и комментирует действия, а я должна повторять. К примеру: стоишь в левом углу, поднимаешь взгляд вверх, проводишь взглядом летящий самолет и бежишь в право. Пока что кино мне дается куда легче чем театр. Бездумно выполнять команды из серии сели – встали – побежали у меня получается не хуже, чем у ученой пограничной собаки. Не обращать внимания на камеру тоже не сложно, гораздо сложнее не обращать внимание на Каликса и его маниакальную слежку за каждым моим движением.
Прим весь день не подходит ко мне и близко, даже не смотрит в мою сторону. После разговора за гримировочным столиком мне стыдно смотреть ему в глаза, я вела себя как двенадцатилетняя дура, но всё равно жутко бесит его хладнокровие по отношению ко мне. Когда он успел стать таким