Морфин. Фантом любви. Ром Амор
я и сам могу такое начеркать!
– Дима, да ты свое имя не умеешь написать, не то что картину, – раздался удаляющийся хохот троих девчонок. И лишь их подруга, одна, застыла здесь, рассматривая «За три минуты до шторма».
– Вы сами их рисуете? – спросила русоволосая девочка.
– Да.
– Очень красиво.
В основном на подобные комментарии я отвечаю молчанием, но в этот раз добавил лишь тихое: «Спасибо».
– Вы могли бы научить меня?
– Научить чему? – с недоумением переспросил я.
– Мне нравится, как вы подбираете тон красок. Мне кажется, именно это придает вашим картинам чувственность и выразительность, делая их особенными.
По правде говоря, меня это вывело из себя. Я всегда знал, что мои картины не такие, как у других, и совершенно не из-за того, что там краски верно подобраны, а потому что за каждым рисунком прятались годы моей боли.
– Ступай на урок, – отрезал я, тем самым заставив девчушку перевести взгляд с картин на меня. Ее очень знакомые глаза, с зажигающимся светом двух маленьких огоньков, ошарашили меня.
– У нас сегодня больше нет уроков. Сможете ли вы обучить меня? Моя семья все оплатит, – со смесью дерзости и просьбы добавила она.
– Послушай сюда, я не учитель и никогда в них не нанимался. Я рисую для себя. И если тебе нравится то, что ты видишь, тогда просто приведи своих родителей и пусть они купят тебе эти картины, – нервно ответил я, не желая вести с ней разговор.
– Вы грубиян!
– Я? Пускай даже так. Мне безразлично, что обо мне скажет проходящая мимо старшеклассница.
На ее лице пронеслось некое раздражение, и лишь подоспевшая за ней подруга избавила меня от этого ребенка.
– Пойдем, хватит мяться здесь! Тебя все уже ждут! – потянула она за собой мою клиентку.
– Да, уже иду! Сейчас только попрощаюсь с дядечкой хамом.
– До свидания, дяденька хам. Надеюсь, вам удастся продать хотя бы одну свою картину. В чем я очень-преочень сомневаюсь!
– Давай пока, – бросил я в ответ и достал из-под прилавка свеженький номер экономических известий, в котором каждый день читал о том, как моя любимая страна катиться ко дну, на всех парах, ко всем чертям.
Не обращая внимания ни на уходящих старшеклассниц, ни на прохожих, я отвлекался только на очередную сигарету, чашку кофе и редкие вопросы покупателей о цене. Услышав стоимость, люди быстро исчезали или пытались научить меня чему-то своими пустыми замечаниями.
Обычно я пропускал мимо ушей чужие замечания, что это слишком дорого или не стоит тех денег. Нам решать, что чего стоит, и я уж точно знаю, в какую цену мои усилия.
– Мне иногда просто кажется, что ты совсем не хочешь, чтобы твои картины продались, – прервал мое чтение Геннадий Васильевич.
– Да нет. Я ведь просто жду клиентов, которые сумеют увидеть в этих кусках холста нечто большее, нежели удачное сочетание красок.
– Володя, ну если бы ты снизил цену хоть