Чудовища были добры ко мне. Генри Лайон Олди
Хочешь сильнее меня стать?
– Хочу!
– А зарабатывать втрое-вчетверо против моего?
– Х-хочу… – промямлил Танни, заподозрив подвох.
– Ты не просто грузчиком станешь. Ты станешь самым сильным, самым лучшим! И денег получишь – кучу! Я всегда мечтал, чтоб тебе лучше моего жилось. Богаче, счастливей! Мы с твоей мамой мечтали… – отцу не хватало слов. Он обнял сына за плечи: – А теперь у нас есть Янтарный грот! Есть сивиллы! Теперь – сбудется. Обязательно сбудется!
Отец погрозил тяжелым кулаком неведомо кому. Он смеялся, но по отцовскому лицу текли слезы. У Танни ёкнуло сердце. Почему отец плачет?
– А что… – горло на миг перехватило. Мальчик с трудом проглотил застрявший в глотке комок. – Что мне отрежут? Чтоб я стал сильным?
Лицо отца потемнело, застыло. Казалось, грубые черты Якоба-грузчика вытесали топором из мореного дуба.
– Что-нибудь. Не очень нужное.
– Что?!
Отец глядел в сторону.
– Я спрашивал, но сивиллы не сказали. Это мы в Янтарном гроте узнаем, когда тебя туда приведут. Может, ухо. Или пальцы на ноге. Ты, главное, не бойся! У грузчика руки-ноги должны быть на месте! Иначе как работать? Сивиллы понятливые, лишку не оттяпают. Страшно? Ну да, страшно. Если б можно было без этого, одним колдовством… Не кисни, парень! Отрежут какую-нибудь ерунду, все заживет. Зато силы привалит – на пятерых! Ямлака видел? Эдма-бугая? Оливера? Вот где силища! Аж завидки берут… Они все через Янтарный грот прошли. Ха! Зарабатывают – каждый за четверых! Мы ж с мамой для тебя…
Ямлак, Эдм и Оливер трудились, как и отец, в порту. Танни слышал от старших ребят, что они – изменники, но значения по молодости лет не придал. Он вспомнил кряжистую, могучую фигуру Ямлака. Человек-гора! Спина и плечи грузчика бугрились чудовищными узлами мышц, словно под кожу напихали прибрежных валунов. Точно, у Ямлака правого уха нет. И хромает он: чуть-чуть, еле заметно. Рожа страшенная… Если Танни так изуродуют – лучше не надо! Эдм-бугай и впрямь похож на быка, только без рогов. Во рту половины зубов недостает. В драке выбили? Или это после размена? Еще шрам на шее – жуткий, словно Эдму хотели голову отрезать, да передумали.
Нет уж, Танни себе голову резать не даст! Даже если она на месте останется.
Зато Оливер вполне человек. Жилистый, свитый из канатов. Руки – клещи. Монеты на спор в трубочку скручивает, будто весенние листики. Потом раскручивает, как было. Вцепится в тюк, в пять раз больше самого Оливера, как муравей в добычу – и тащит, волочит. Все у него, вроде, на месте. Лысый, правда, и бровей нет, и бороды. Голос тоненький, свирельный. Вот если Танни станет, как Оливер, тогда да! На такое любой согласится…
Отец продолжал говорить, убеждать. Слова скользили мимо ушей. Танни лишь время от времени кивал невпопад.
– Я ж для тебя… Мы с мамой…
Танни кивал.
– Разбогатеешь, свое дело откроешь…
На город спускалась ночь.
– Ну что, рад? – Отец поднялся, громко хрустнув коленями. –