Последняя комета. Матс Страндберг
очень короткие мгновения. Сам я никогда не смог бы нанести себе вред. И почти на сто процентов уверен в этом.
– Когда она уехала?
– Около половины одиннадцатого. Я не рассказала ей, что ты не пришел домой, если тебя это интересует.
– Спасибо.
– Ради нее, а не ради тебя. Я не хочу, чтобы она беспокоилась. Но я расскажу утром.
– Отлично.
Глаза Джудетт сужаются.
– Я возьму себя в руки, – говорю я. – Обещаю.
Мои слова словно повисают в воздухе. Кажутся пустыми и фальшивыми.
– Мне надо заскочить в душ, прежде чем я поеду на работу, – говорит Джудетт и потягивается.
– Почему ты принимаешь его до работы?
Она ушла из цветочного магазина, чтобы присоединиться к волонтерам, собирающим мусор. Комета перекинула ее в другое обонятельное поле.
– Мне же как-то надо взбодриться, – говорит она. – Боже, скорей бы четверг, тогда же мы получим новый паек и кофе.
Она трет лицо и встает со стула. Бомбом весь в предвкушении поднимает голову, однако она гладит его лишь мимоходом, немного рассеянно, и ускользает на кухню.
– Заведи будильник, – кричит она. – Тебе придется выгуливать его утром.
Я проснулась около десяти от шума мусоровоза. Колени Миранды упирались мне в спину, а ее худенькое тело храпело так громко, что это казалось физически невозможным. Когда папа пришел домой, я уже отказалась от попытки заснуть снова и решила позавтракать вместе с ним.
Он был настолько уставшим, что я внезапно догадалась, как он выглядел бы, если бы смог стать старым. Он походил на своего отца больше, чем когда-либо.
Папа спросил о моем самочувствии, и я ответила: «Все нормально, по-моему, просто чувствую легкие симптомы рака», а он сказал: «Ты действительно готова пойти на все, лишь бы привлечь внимание к себе». Со стороны наш диалог мог бы показаться довольно странным, но мы разговариваем так с тех пор, как я узнала мой диагноз. Пожалуй, так легче. И не только мне.
Я рассказала о расспросах Миранды о комете, но ни словом не обмолвилась о собственном страхе. Не тот случай. И чем он смог бы помочь мне? Стал бы только беспокоиться за меня, а у него и так хватало поводов для волнений. Я приготовила для нас кашу. Заметила, как он обрадовался, когда я положила себе добавку.
Мы посмотрели утренние новости. Одна и та же чертовщина творилась по всей стране, на всех площадях и во всех парках, где показывали матч. Папа рассказал, как прошла его ночь в отделении «Скорой помощи». О ранах, которые понадобилось зашивать. Кучу людей пришлось отправить на рентген, промыть черт знает сколько желудков.
Драки. Изнасилования. Передозировки. Убийства. Вандализм. Все было почти так же плохо, как и сразу после того, когда мы узнали о комете, люди взбесились. Если мне самой часто трудно вспомнить, сколько всего хорошего в мире, чего уж там говорить о папе. Ему ведь приходится разбираться с результатами самых худших людских действий и инстинктов. (С другой стороны, он, по-моему, как человек, гораздо лучше меня, потому что верит в