Эх, хорошо в Стране Советской жить. От Сталина до Путина, от социализма до капитализма. Анатолий Панков
единственным увлечением после «халтуры» и водки. Несмотря на сильно повреждённый большой палец, что мешало брать некоторые аккорды, получалось у него неплохо. По крайней мере, в известных мне мелодиях он не перевирал. Что это – цыганские гены сказались? Он вроде и не учился нигде.
Даже не знаю, в каких случаях он брал гитару в руки, от настроения, что ли, зависело? От нахлынувших воспоминаний? Но никогда – в пьяном состоянии. Казалось бы, в подпитии тут бы и излить свою боль в задушевной мелодии. Но нет. А вот сядет на диван дома или на ступеньки крыльца – и полилась мелодия. Запомнилось мне из репертуара Лидии Руслановой: «Когда б имел златые горы И реки полные вина…» Что ему нравилось в этой песни? «Реки полные вина»? Или тоска по неисполненному желанию: «Все отдал бы за ласки, взоры, Что б ты владела мной одна». А вдруг было в его юности такое: «Но он не понял мою муку И дал жестокий мне отказ». К кому-то сватался, но отец возлюбленной дал ему от ворот поворот?..
Я не осмелел попросить его научить меня, а он не предложил. Так и не научился я играть ни на каком-то музыкальном инструменте. И всю жизнь жалел об этом.
Но хоть как-то он воспитывал меня? По российским меркам, весьма гуманно. Он лишь один раз за всю жизнь ударил меня ремнём. Это случилось на 3-й Карачаровской улице, когда я учился во втором классе.
Как-то пришёл отец с работы уставший, злой. Мама разогрела, поставила ему еду. «А мне?» – заканючил я. Не знаю, что на отца нашло, или он выместил своё поганое настроение на мне, или решил на всю жизнь преподать мне урок, кто в доме главный. Он вдруг встал из-за стола, зажал мою голову между своих ног, достал из брюк ремень, оголил мою задницу и два раза вмазал мне как следует, от души. Всё это он проделал молча, неспешно, но угрожающе-решительно, я даже пикнуть испугался. В общем, за дурную голову всегда отвечает задница… Зато с тех пор я не канючил.
Ну, а боялся я отца и раньше этой экзекуции. Причём ни до, ни после этого отец больше меня ни разу не ударил – ни ремнём, ни рукой, ни ногой. Один раз врезал – а запомнилось на всю жизнь.
Продукт домостроя и сталинской эпохи
Можно сказать, что отец был типичным продуктом и семейного домостроя, и бытового бескультурья российской глубинки, и, в тоже время, продуктом сталинской эпохи, которая, пытаясь лепить «нового человека», нередко ломала судьбы.
В 1929 году, когда на селе произошло «головокружение от успехов» коллективизации, а за околицей началась индустриализация, отец уехал на бакинские нефтяные промыслы. Тогда вообще начался массовый исход крестьян в города. Далеко не все захотели «горбатиться» на непонятный колхоз. А в городах была нехватка рабочей силы, и можно было легко найти стабильно оплачиваемую работу.
То ли как человек с хорошим для тех лет образованием – семиклассным, то ли по молодости (ему минуло только шестнадцать лет), отец получил там место библиотекаря. Благодаря этому стал начитанным.
Кстати, скорее всего именно в Азербайджане он и закончил семилетку. Ведь в Сергиевке