Под Золотыми воротами. Татьяна Луковская
чего. А потом под утро тайком переправимся и засаду сделаем, выскочим и похватаем отроков безусых и девиц, которые побогаче одеты будут. Авось кого надо-то и выловим. А потом и по Вороножу, по вервям пройдемся и там кого схватим. Десятков пять в залог нужно, не меньше, чтобы здесь засуетились.
– Любим, да ведь хлопотно это, да и озвереть могут. А тогда уж не они курами в курятнике, а мы здесь посреди чистого поля кудахтать станем.
– Послушай, Якуша, знаю обида тебя гложет, что не тебе князь воеводство дал, – Любим решил бить откровенностью.
– Да с чего ты взял? – сразу замялся Якун.
– Вижу. Ты старше, дольше под рукой Всеволода ходишь, я лишь третье лето при нем. Но мы сейчас общее дело делаем, нам этого Ярополка нужно изловить. А в другой раз может я под твоей рукой пойду, и тогда ты будешь решать, а я смиряться. Потому как за воеводой последнее слово, – он бросил на Якуна тяжелый взгляд, – а я вот так решил.
– Вот положишь здесь все войско, тогда уж точно мы оба в немилость впадем, а может и до поруба дойдет. Спаси и сохрани, – Якун спешно перекрестился.
– Пчел бояться – меду не пить, – отмахнулся Любим.
Поздний вечер был уже по летнему теплым, ласковым. Где-то в лесу разливал мягкие трели первый соловей. Любим сидел на донском берегу, с наслаждением опуская босые ноги в теплую водицу мелководья. В налетевшем на реку тумане терялась Онузская крепость. Все готово: «курятник» построен, торг разведан. Завтра в это время, дождавшись глубоких сумерек, Любим поведет дружину к выбранному Щучей месту засады. Они пойдут пешими, оставив лошадей, чтобы животные нетерпеливым ржанием не выдали воев. Это завтра, а сейчас воевода расслаблено вдыхал запах молодой травы и речной тины.
После схода воды онузцы настойчиво кинулись приглядывать за чужаками. Под видом простых рыбачков доброхоты постоянно мелькали вдоль берега, замечали владимирцы соглядатаев и в лесу. «Пусть смотрят», – усмехался в броду Любим, уверенный в своем замысле.
Над головой большим черным пятном пронесся в сгустившуюся тьму филин. Малиновый закат быстро таял за окоемом, в небе стали проявляться первые крупные звезды. Благодать! А как там дома? По венам пробежала легкая тревога. Как там матушка? Любим знал, что в этот, час, когда ночь, вступая в права, окончательно побеждает старый день, мать всегда на коленях молится пред светлым образом Богородицы за своего непутевого сыночка. А раньше она молилась за троих сыновей.
Старшего Благояра Любим почти не помнил, тот пал в своем первом бою тринадцати лет от роду, тогда Любимка встречал только четвертое лето. От брата где-то в уголке широкого короба долго хранилась деревянная лошадка – подарок, вырезанный для малого детской нетвердой рукой. Лошадка сгорела вместе с теремом, как сгорел и дом второго брата Воислава. Погодки, они были с Любимкой очень близки. Брат с семьей погиб при набеге половцев, поганых, наведенных Ростиславичами. И за это Любим ненавидел Ярополка лютой ненавистью, греховной,