Под Золотыми воротами. Татьяна Луковская
бросил он посаднику, – для вас и я с дружиной – рать великая, а вы от Рязани отходить надумали.
– Ярополк сказывает, что войско скоро его из Ростова пожалует, дескать, уж послал за дружиной своей. Обещает помощь от ростовских бояр.
– Сам-то веришь? – усмехнулся Любим.
– Нет, и не только я. Раскол у нас великий, смятение: одни выдать хотят, другие стеной стоят за Ярополка. Горяй князя схоронил, в том побожиться могу, – Тимофей широко перекрестился и, бережно достав из-за пазухи распятье, поцеловал в знак правды.
– Хорош у тебя зятек будет, – усмехнулся Любим, – если будет, – добавил он мрачно.
Тимофей дернулся, как от удара.
– Отдай дочь!
– Нет. Что хочешь делай, а покуда Ярополка не выведете, Марью не отдам.
– Жена у меня слаба, неровен час помрет, дочь не повидав. Нешто у тебя матери нет? – голос Тимофея дрогнул.
«Про матушку, выходит, правду сказала», – чуть отлегло у Любима.
– Есть у меня мать, а вот брата нету теперь, погиб из-за Ярополка, и племянники сгинули и невестка. Смекаешь? Правильно, не разжалобить меня.
В быстро сгущающихся сумерках Любим все же сумел разглядеть, как погасла робкая надежда в выцветших глазах старика.
– Дай хоть повидаться.
– То можно, – легко согласился Военежич. – Могута, Марью приведи. Да сразу ей скажи, что только повидаться, не отпускаю я ее.
«А то понадеется, а потом слезы и сопли ей утирай».
– Попортил девку мою? – сузил глаза Тимофей, разглядывая Любима.
– Чего ее портить, коли она и так порченная, – не сдержался тот и бросил в лицо посаднику то, о чем собирался молчать. – Не углядел ты за дщерью своей, а может сам свел.
– Врешь, сукин сын! – взревел Тимофей, кидаясь на Любима, но тот невозмутимо стоял скалой и даже не отстранился. Посадник сделал взмах, но не ударил, рука безвольно упала.
– Чего ж мне врать? – с холодным спокойствием продолжил Любим. —Ярополка она полюбовница, по наущению его потраву коням нашим устроить хотела. За тем и поймали.
– По глупости и малолетству то она с холопками сделать хотела, при чем здесь Ярополк! Она и видела его всего пару раз.
– А вот холопки твои иное баяли, – прищурился Любим.
– Я им косы-то повыдергаю! Змеюки! – посадник возмущался, но по едва уловимым приметам, чуть дрогнувшим векам, разжимающимся и поджимающимся пальцам правой руки, Любим понял – Тимофей вспомнил нечто такое, что может подтвердить догадку.
Тут глаза посадника устремились куда-то через плечо владимирского воеводы, Любим оглянулся. Могута с почтением чуть поодаль сопровождал быстро летящую к берегу Марьяшку.
– Бить не позволю, – предупредил Любим.
Тимофей взглянул на него так, словно увидел впервые. Военежичу показалось, что старик заглянул в дальний угол его метущейся души, и от того стало неприятно.
– У тебя, воевода, жена и детки есть? – устало спросил старик.
– Не дал Бог.
– Как