Из тьмы. Александр Васильев
теребить воротник платья.
– Я слышала, что вы стучали, – сказала она. – Но его нету дома. Он теперь живет в больнице. И мама говорит, что он там навсегда. Она сказала, что с ним случился удар.
Улыбка пропала с лица Антона, а к горлу подкатил большой комок.
– А это очень плохо, этот удар? Он умер? Потому что мама говорит, что он больше не вернется. А дедушка Сергей был очень добрый, он всегда нам помогал. Ну, печку чистил, дрова колол, – она спустилась на площадку, пристально смотря на Антона. – Вам плохо? – спросила она.
– Н-нет, – язык еле ворочался, он словно прилип к небу, превратившись в черствую корку иссохшего хлеба. – Все в порядке… со мной. А в какой больнице лежит дедушка Сергей?
– В нашей.
«Исчерпывающе», – подумал Антон, а все надежды на нормальный разговор с дедом падали с утеса в море, словно группа самоубийц, – кто разбивался об острые выступы скал, кто взметал высокие снопы брызг.
– А в каком… – он сглотнул, но слюна прошла по горлу словно острый камень, – отделении? Не знаешь?
Девочка отрицательно помотала головой.
14
Найти больницу не составило труда. Собственно, он ее и не искал.
Когда отряд самоубийц в его голове иссяк и приливной волной смыло всю кровь со скал его надежды, он вышел на улицу, и, глядя себе под ноги, побрел в обратном направлении.
Мыслей не было, только пустота и тяжелый осадок, а в желудок словно опустился тяжелый свинцовый ком. Перед глазами вновь возник образ носилок и старческого иссохшего силуэта под белой материей.
Она сказала, что с ним случился удар.
Удар.
«Если она имела ввиду инсульт… – его мысли текли вялым потоком. – Если это инсульт, то восьмидесятидвухлетний старик сейчас просто овощ».
И мама говорит, что он там навсегда.
Потому что мама говорит, что он больше не вернется.
«Старый пердун не мог подождать. Блядство! Надо было спросить у девчонки, когда его забрали в больницу, – Антон хмыкнул. – А что это дает? Если вчера, то он еще может быть при смерти, или в коме. Если месяц назад, собственно, то же самое. Либо он овощ, просто овощ. Есть ли хоть какие-то шансы, что он в своем уме? Да и когда его теперь ждать? Когда его выпишут из больницы? Если вообще выпишут. Чертов старикашка, как же ты мне нужен!»
Ветер продувал насквозь. Рубашка еще не высохла и прилипала к телу ледяным саваном, напрягая мышцы словно в зимнюю стужу. Его бил озноб. Но причиной его был не только холод. Антон понимал, что старик (капитан милиции) был его, возможно, единственной надеждой узнать, что случилось с его родителями.
Не стоило забывать и про странный, сложенный вчетверо листок с машинописным текстом в заднем кармане его джинсов.
Его вновь пробрало холодом. Он остановился и застегнул ветровку. Взглянул на здание гостиницы с примыкающей к ней библиотекой.
«Я снова здесь. Что за странный перекресток, – с некоей иронией