Крещение Руси: мифы и реальность. Иоанн Курмояров
состоящей: «во-первых, в поклонении стихийным божествам, во-вторых, в поклонении душам умерших, которое условливалось родовым бытом и из которого, преимущественно, развивалась вся славянская демонология. «Вследствие такого родового быта, – полагал Соловьев, – у восточных славян не могло развиваться общественное богослужение, не могло образоваться жреческое сословие: отсюда частью объясняется то явление, что язычество у нас, не имея ничего противопоставить христианству, так легко уступило ему общественное место; но, будучи религиею рода, семьи, дома, надолго осталось здесь. Если бы у нас язычество из домашней религии успело перейти к общественную и приобрести все учреждения последней, – указывал он далее, – то, без сомнения, оно гораздо долее вело бы явную борьбу с христианством, но зато, раз побежденное, оно не могло бы оставить глубоких следов…»[76]
Впоследствии (ближе к концу 19-го века) это мнение Соловьева о поверхностном преобладании христианства над язычеством и глубоком укоренении последнего в сознании простого народа стало господствующим как в кругу интеллигенции, так и массовом сознании простых людей хоть сколько-нибудь интересующихся древнерусской историей.
В 1872 году вызванный ослаблением зрения перерыв в архивных занятиях дал повод другому видному русскому историку – Костомарову Николаю Ивановичу – к составлению «Русской истории в жизнеописаниях главнейших ее деятелей». Увы, но: «…работы последних годов жизни Костомарова Н. И., при всех их крупных достоинствах, носили на себе, однако, некоторые следы пошатнувшейся силы таланта: в них меньше обобщений, менее живости в изложении, место блестящих характеристик заменяет иногда сухой перечень фактов, несколько напоминающий манеру Соловьева. В эти годы Костомаров высказывал даже взгляд, что вся задача историка сводится к передаче найденных им в источниках и проверенных фактов»[77].
Ближе к концу 19-го века (в начале 80-х годов) появляются первые тома знаменитой «Истории Русской Церкви» Е. Е. Голубинского, знаменовавшей собой новый этап развития церковно-исторической науки. Этап, который, откровенно говоря, только усугубил, нежели улучшил, ситуацию. Так, по меткому замечанию прот. Г. Флоровского: «Голубинский принадлежал к тому поколению, из которого выходили вожди нигилизма. Есть что-то от этого неисторического обличительства и у него, в самом его историческом методе, в самой психологии его исторической работы. Это, прежде всего, его мнительная недоверчивость, почти подозрительность в отношении к источникам. Он точно удивляется всякий раз, когда убеждается в надежности и достоверности своих источников или памятников. Он всюду ожидает встретить подделки, подлоги, искажения, недостоверные сказания, суеверные слухи, поверия, легенды. Он всегда предполагает возможность намеренного обмана. Это у него очень яркая черточка от просветительства… Житейскую недоверчивость и подозрительность Голубинский превращает в исторический метод»
76
А.В. Карпов «Язычество, христианство, двоеверие». Алетейя. СПб., 2008. С. 21–22.
77
Энциклопедический словарь Брокгауза-Эфрона. Статья «Костомаров Николай Иванович». Электронная версия. ООО «ИДДК», 2002 г.