Берег другой жизни. Галина Николаевна Хэндус

      Раздавшийся звонок заставил вздрогнуть, хотя я ожидала его. Встав у двери, я с замиранием сердца стала ждать визитера, которого хотела, и боялась увидеть. Услышав приближающиеся шаги, я приоткрыла дверь и первое, что увидела, большой букет прекрасных роз. В отличие от цветов недельной давности, которые оставались свежими и стояли в спальне, новый букет был белого цвета, но, кажется, еще прекраснее.

      – Здравствуй, моя ласковая песня, мы полетим сегодня в сказку вместе, – прозвучало из-за букета, и тут же появилось сияющее лицо Доминика.

      Неожиданное приветствие, раздавшееся из уст серьезного и успешного бизнесмена, несказанно удивило, но помогло снять напряженное состояние и расслабиться. Губы расплылись в улыбке:

      – А ты, оказывается, не только романтик, но и поэт – что-то невероятное! Я буду называть тебя опять Нико, ты ведь не против, я знаю. Твое полное имя слишком длинное и официальное, – сказала я, принимая цветы и впуская гостя в дом.

      Не успела, однако, входная дверь захлопнуться, как меня окутало теплое облако нежности, подогнув колени. Вначале я ощутила поцелуй на щеке: ну, здравствуй! Затем Доминик захватил губами мои губы и стал целовать, с ласковым напором впиваясь в них все сильнее. Я стояла спиной к стене, полностью прижатая его телом, и чувствовала нарастающее давление. Так меня никто не целовал. Это не был поцелуй потому что хочется, это было похоже на так я могу только с тобой. Собрав остатки здравого смысла и попытавшись отвоевать немного жизненного пространства, я произнесла с долей иронии, насколько позволяло бешено колотящееся сердце:

      – Если ты продолжишь и дальше соблазнять меня в таком темпе, мы рискуем не попасть в чудесный парк, о котором ты всю неделю мечтал и который я хочу хотя бы увидеть.

      – Чего только не сделаешь для любимой женщины! – тихо проговорил Доминик и громче добавил: – Где у тебя в доме вода? Не дай мне умереть, если не от любви, так от жажды. По дороге я пел песни, и у меня пересохло в горле.

      – Так ты еще и певец? Список твоих талантов стремительно растет! – притворно удивилась я, помня об услышанных десять минут назад так называемых стихах, и, пройдя на кухню, вернулась к Доминику со стаканом воды.

      – Я примерно такой же бездарный певец, как и поэт, – самокритично произнес он. – Мои стихи ты имела несчастье услышать, не исключено, что услышишь еще, но мое пение – ни-ког-да! Я пою только для себя, потому что в собственном лице нахожу внимательного и благодарного слушателя. Я отношусь к своим маленьким слабостям объективно: другим они не могут нравиться, но когда очень хочется, приходится давать волю недоразвитому таланту. Не будь так строга, – закончил он монолог, пряча руки за спину и своим видом изображая обиженного гения. Хотя голос звучал более или менее серьезно, глаза не в силах скрыть весело разыгравшихся чертиков.

      – Хорошо, –