Под трепет соловья. Сергей Ларье
И пусть всякое чувство я прятал в себе, мне всегда становилось легче, когда где-то рядом запевал соловей. Думаю, и отец понимал это, только виду не подавал.
Мы оба продолжали лежать, внимая эту необычайную мелодию и надеясь на лучшее. Это было прекрасно и словно бы во сне, точно бы все невзгоды навеки ушли и в мире остались только я, отец и соловьиная трель. Мы не могли даже пошевелиться, лишь через несколько минут отец немного приподнялся и заворожённым голосом промолвил:
– Поёт, будто душою трепещет….
Я ничего не ответил, но, отвернув голову, тихонько улыбнулся, а затем так и заснул, под трепет соловья.
Глава 5
Почти целую неделю мы прошагали по безлюдному лесу. Еды уже практически не осталось, а та, что осталась, никоим образом не могла унять голода ни мне, ни отцу. Ружьё я использовать боялся, потому как по нему нас запросто мог обнаружить враг. Мы следовали к гвардии полковнику Рябову, ориентируясь лишь по тому, что было в нашем распоряжении, а в распоряжении у нас имелся: лес, когда на небе стояло солнце, да звёзды, когда на землю опускалась ночь. Правда иногда, будто опомнившись, отец останавливался и целый час начинал вспоминать, не сбились ли мы в прошлый раз с пути. Я в эти моменты, разумеется, к нему с лишними расспросами не приставал, а просто отходил в сторону и, пока он думал, бродил меж деревьев, собирая кое-где созревшую чернику. Когда отец всё же вспоминал, мы снова продолжали свой путь. Однако, несмотря на то что он сам убеждался в своей правоте, в его голосе всегда прослеживалось лёгкое сомнение, – и это тревожило меня.
Время от времени мы натыкались на своём пути на крохотные деревушки. Все они выглядели в точности как наша, и мне почему-то всегда казалось, что мы попросту ходим по кругу. Я даже пытался разглядеть свой родной дом, который, как мне представлялось, стоял в полном одиночестве на одном из пригорков. Но под собственным страхом и ради своей же безопасности мы никогда не приближались ни к одной из деревушек ближе, чем на сто метров. Ведь нас запросто могли принять за врага, переодетого в бедняцкую крестьянскую одежду, или, что ещё хуже, какой-нибудь полицай донёс бы немцам о двух пришлых русских, которые чего-то слоняются и что-то ищут. Тем не менее, несмотря на все наши предостережения, только мы замечали вдалеке одного из местных жителей, у нас тут же возникало желание подойти и просто о чём-нибудь с ним поговорить, ведь за неделю – ни одна душа не проронила с нами ни слова.
Когда наступала ночь, мы с отцом складывали себе из еловых веток крохотную сень и ложились спать. А бывало, когда поблизости рыскали волки, приходилось взбираться на самое крепкое дерево и, боясь даже пошевелиться, спать в одном положении до самого рассвета. Немцев между тем мы так и не видели – лишь глубокой ночью из самого далека до нас доносился глухой раскатистый грохот, который больше казался похожим на эхо, а небо в тот момент, словно зарево, наполнялось кроваво-жёлтыми вспышками. Становилось до мурашек страшно и одиноко. Я тут же вспоминал о матери и уже с точностью ощущал, что больше её никогда не увижу. Меня охватывала