Под трепет соловья. Сергей Ларье
видишь, родной – успел подхватить его отец, – тебе во веки туда не добраться.
– Хватит скорбеть обо мне, отец! – раздражённо произнёс Алексей, но затем тут же, вновь почувствовав себя плохо, попросил: – Ради бога, хотя бы донесите меня туда…не жилец я уже.
– Придётся нести – сказал я, осознав наконец, что солдата уже ничем не переубедишь.
– Но сам же видишь, сынка, если отнесём, то обратного пути у него уже не будет.
– А разве есть толк, что мы здесь целую ночь простоим? Давай, пап, неси лампу, а я уж его как-нибудь доволоку, – на этот раз решительно произнёс я.
В ответ отец недовольно выдохнул, помотал головой и всё же пошёл поджигать керосиновую лампу. Ну а я, осторожно закинув Алексея на плечи, потихоньку направился к выходу.
На небе светила луна и мерцали звёзды. Мы пробирались сквозь ночь, освещая себе дорогу. Вдалеке тихонько лаяла чья-то собака, а вокруг нас стрекотали сверчки. Под ногами проминалась уже росистая трава. Мы шли неспешно и всё время оглядывались по сторонам: смотрели, не проснулся ли кто, не загорелся ли где свет. Было боязно и вместе с тем от всего этого захватывало дух. Алексей к тому времени успокоился и даже стал лучше дышать. Он только что-то бормотал мне под ухо, то ли пытаясь поблагодарить, то ли объясняя, к чему такая неразбериха; я же – делал вид, что слышу его, и кивал головой. Мы с отцом не могли предвидеть, что нас там ждёт и ждёт ли вообще что-то. Всё это выглядело странным, будто нас обоих втягивали в долгую и совершенно неясную историю. Я не знал, радоваться мне или унывать.
Через полчаса мы оказались на месте. Здесь совершенно ничего не изменилось: поваленные деревья, щепки и разбитый самолёт. Алексей тут же слез и попытался самостоятельно добраться до кабины пилота, однако, не пройдя и двух метров, упал. Снова нам пришлось поднимать его и приводить в чувства. Осознав, что сам он туда теперь вряд ли взберётся, Алексей попросил меня. Подсвечивая себе лампой, я с большим трудом залез в кабину и, слушая его команды, начал искать под сиденьем какой-то конверт. Поначалу я не мог ничего нащупать: одно холодное железо и суетливо бегавшие повсюду муравьи. К тому же, как бы я не пытался, у меня никак не получалось осветить нужный участок: лампа попросту не могла поместиться между сиденьем и полом. Пришлось вообще отдать светильник отцу и пробовать уже двумя руками ощупывать кресло. И пока я впервые в жизни выполнял какое-никакое военное поручение, мне казалось, что вскоре к нам может наведаться враг. Я всем сердцем чувствовал, будто из темноты на нас смотрели чужие глаза. Мне лишь оставалось действовать ещё быстрее, но от этой суеты я точно топтался на одном месте.
Алексей уже стоял еле живой. Он из последних сил заверял меня, что конверт лежит где-то там, под креслом, что я обязательно его найду. При этом всякий раз он называл мне новое его местоположение, будто и сам толком ничего не помнил. В какой-то момент я уж даже подумал, что никого конверта и в помине нет, что больной от сильного жара попросту начал бредить. Ко всему ещё и отец постоянно указывал мне,