Эфир. Дмитрий Петелин
к остановке я думал, что всё не так уж и плохо. Проблема вроде как решена, и для этого даже ничего не пришлось делать. Путь к сердцу Наташи, а также вглубь её декольте открыт.
Еще вспомнилось, как я ночевал как-то у друга в деревне. Жил он там в какой-то древней развалюхе, оставшейся от бабки. И перед тем, как мы легли спать, он мне с удовольствием рассказывал, что решил как-то днем вздремнуть часок-другой, и во сне кто-то попытался его придушить. Он проснулся в холодном поту от того, что не хватает воздуха, вскочил с постели, но рядом никого не увидел. Повторилась такая история несколько раз. Он, не будь дурак, пожаловался какой-то старухе-соседке, а она сказала, что это пошаливает домовой и надо его задобрить. Посоветовала разбросать по углам мелочь и конфеты, что мой друг и сделал. И помогло ведь. Больше его никто не душил. Да и я переночевал у него спокойно, впрочем, ни одному его слову не поверив. Сейчас бы я эту историю, наверное, по-другому воспринял.
Я уже сел в автобус и был на полпути домой, когда в кармане завибрировал мобильник. Звонила Мария.
– Да, вот еще что забыла, в грозу на крышу не вздумай больше выходить.
– Почему? Домовой рассердится?
– Нет, Петя, – вздохнула Мария, – потому что молнией так ёбнет, что только подошвы останутся.
Глава 8
Весь следующий день я провел в мучительном предвкушении. Аппетит пропал, ноги не слушаются, в животе как будто атомные испытания проходят. Куда ни посмотрю, везде вижу Наташу. С утра, рядом со мной в постели – Наташа, божественно нагая. Днем, в институте, рядом за партой – Наташа, в неприличной мини и кофточке с вырезом. Сидит, положив ногу на ногу, одной рукой подпирает подбородок, а другой под столом незаметно задирает край юбки, игриво демонстрируя божественные бедра. На улице мимо идут одни Наташи, некоторые одеты, некоторые не совсем, некоторые одеты в костюм леди Годивы. Тот, что для конных прогулок. Главное, что все неподражаемы и ослепительны.
В институте я дважды столкнулся с настоящей Наташей и дважды с трудом её распознал. Мы договорились об экскурсии на радио еще тогда, у буфета, но сейчас оба раза даже не вспомнили об этом.
Больше всего на свете мне хотелось наброситься на неё с вопросами:
– Ну что, ну что? Ты помнишь? Все в силе? Ты придешь, да? Придешь ведь, правда? Не забудешь?
Но я, к счастью, уже допер, как играть в эту игру. Поэтому мы перекинулись парой слов и я, приложив нечеловеческие усилия, сделал вид, что у меня, например, ничего экстраординарного не происходит и умудрился до последнего даже не заикаться о предстоящей ночной встрече. И только, когда Наташа собралась попрощаться и оскорбленно уйти, спросил, какой напиток она сегодня желает пить.
– На твой вкус, – хмыкнула она и растворилась в толпе других, воображаемых Наташ.
Раньше я был далеко не так мудр и совершенно точно всё испортил бы назойливыми звонками по телефону, излишним энтузиазмом и всякой дурью, вроде прилюдного даренья цветов. Это все, конечно,