Россыпи. Олег Синица
тоже семейство на русь.
Хочешь вправо гляди на угор,
хочешь влево – на глянцевый бор,
всё одно – всюду правда и суть,
греет всех благодатная русь.
И куда кринку не уноси,
простокваша дойдёт на руси.
Сотня лет промелькнула, как год —
море, пляж, иностранный курорт,
тучи чёрные с разных сторон —
месяц льёт неуёмный циклон.
И, казалось, не будет конца…
Утром глянул, и – солнце в глаза.
И куда делась мрачная грусть —
смотрит с лоджии отчая русь.
И кричу в иностранной глуши:
«Гой еси! Белый свет на Руси!»
И слетает расслабленность с век,
хочешь жить ещё, минимум, век.
Мизгирь (одиночество)
Щедро, в глубину и ширь
паутину сплёл мизгирь,
не в лесу, как водится —
сплёл тенёта в горнице.
Толстый, круглый, как пузырь,
думу думает мизгирь:
чем ещё наполнить дом —
настоящий скопидом.
У соседа-живоглота
всё в порядке, и тенёта
караулят каждый звук.
Что ж, на то он и паук.
Без отравы и липучек
мошек нет в избе и мух.
Но отнюдь не из-за мух
стал мизгирь хозяйке друг.
Пусть кому-то не картина,
а в избе – всё животина.
Можно с кем поговорить,
день-деньской укоротить:
«Дождь прошёл, и нет дороги…
Не согнуть в коленках ноги…
Ветхой сделалась ограда…
Со снохою нету лада…
Дочь не едет… В чём причина?
Нет давно вестей от сына…
Может быть заглянет вдруг
на своей машине внук…»
И, качаясь на тенётах,
бабку слушает паук.
Трёт мизгирь о ножки ножки:
«Потерпи, бабушк, немножко,
всё путём, всё хорошо…» Так, глядишь, за разговором
не спеша, но и не скоро
снова длинный день прошёл.
Роща
Запах ржаной испускает труба.
Запахом хлебным встречает изба.
Хочется в рощу? – сходи, только проще
в вятскую избу зайти – вот где роща.
Зёрна проклюнулись, и рощи ради
бабушка с печки сползла на полати.
Незачем жито в корчагах томить,
надо на печке зерно просушить.
Рады и взрослые и карапеты —
роща вкусна, как с прилавка конфеты.
Хлебной липучкой наполнил карман
и – из избы – сам себе гулеван.
День погуляли, вернулись – размолот
сладкий запас в порошок, то есть в солод.
…Солод ржаной – это тоже запас —
будет зимою кумышка и квас.
И на полатях свободно местечко —
греется бабушка снова на печке.
Сильки
Детство прошло, разлетелось пушинками…
Как-то само собой, как-то тишком,
стали