Огонь и сера. Линкольн Чайлд
человек полон темных секретов. Он итальянец, а вы же их знаете.
– Мы, итальянцы, заблудшие твари, – улыбнулся граф.
С любопытством посмотрев на Фоско, д’Агоста поразился его глазам темно-серого цвета, похожим на два глубоких колодца кристально чистой воды. Несмотря на возраст под шестьдесят, лицо графа светилось здоровьем.
– И наконец, я, – продолжила леди Милбэнк. – Разрешаю предположить, что у меня был идеальный мотив. В конце концов, мы с Гроувом были любовниками. Cherchez la femme[10].
Д’Агоста вздрогнул, но вздрогнул и Фредерик. Похоже, фантазия нарисовала обоим одну и ту же картину.
– Прошу простить, – тихонько ретировался критик, – у меня важная встреча.
– Полагаю, – улыбнулась леди Милбэнк, – по поводу нового назначения?
– По правде говоря, да. Мистер Пендергаст, рад был познакомиться.
В разговоре возникла короткая пауза. Серые глаза Фоско остановились на Пендергасте, и на губах графа заиграла улыбка.
– Что ж, мистер Пендергаст, – сказал итальянец. – Прошу, поведайте, как с этим делом связана ваша служба?
Пендергаст спокойно достал бумажник и открыл его медленно, благоговейно, словно шкатулку с драгоценностями. В свете большого зала сверкнул значок.
– Ecce signum![11] – восхищенно воскликнул граф.
Пожилая дама отступила на шаг.
– Вы? Полицейский?
– Специальный агент Пендергаст, Федеральное бюро расследований.
– Ты знал, – накинулась леди Милбэнк на графа. – Знал и позволил мне сделать нас подозреваемыми!
– Как только мистер Пендергаст подошел, – улыбнулся граф, – я распознал в нем полицейского.
– Но я не распознала в нем агента.
– Надеюсь, сэр, – обратился граф к Пендергасту, – информация Эвелин принесет пользу?
– И большую, – ответил Пендергаст. – Много слышал о вас, граф Фоско.
Граф улыбнулся.
– Полагаю, вы с Гроувом долгое время дружили?
– Нас объединяла любовь к музыке и живописи, а еще к их величайшему союзу – опере. Вы, случайно, не любитель оперы?
– Нет, не любитель.
– Нет? – Брови графа выгнулись дугой. – Почему же?
– Всегда считал оперу вульгарной и инфантильной. Предпочитаю симфонию – чистую музыку, без мишуры декораций, костюмов, мелодрамы, секса и крови.
Д’Агосте показалось, что граф застыл как громом пораженный. Однако потом он понял, что Фоско тихонько смеется, – это было видно по едва заметному колыханию тучного тела. Смеялся граф достаточно долго, а затем, промокнув платочком уголки глаз, уважительно захлопал в пухлые ладоши.
– Ну-ну. Вижу, вы джентльмен твердых взглядов. – Он наклонился к Пендергасту и запел глубоким басом, слегка перекрывая шум в помещении:
Braveggia, urla! T’affretta
a palesarmi il fondo dell’alma ria!
Выпрямившись, граф просиял и огляделся.
– «Тоска», одна из моих любимых.
Пендергаст слегка поджал губы.
– «Кричи, хвастун! –
Ищите женщину (
Вот знамение! (