Огонь и сера. Линкольн Чайлд
камбала, – прочитал тот, – говяжьи медальоны в бургундском вине и грибном соусе, корейская морковь, салат, лимонный шербет. Подавалось с «Шато Петрюс» девяностого года, затем – с «Вин Санто де Альтези» девяносто шестого. Отличный вкус.
Вернув блокнот, Пендергаст взял со стола мятый лист бумаги.
– Это черновик, – сказал Браски. – Мы нашли его скомканным в корзине.
– Пробный экземпляр статьи для «Арт ревю». Для завтрашнего выпуска, если не ошибаюсь. – Пендергаст разгладил лист и прочитал: – «Великая дисциплина – великая история. Великая история – великие события, великие места и моменты. В истории искусств известно немало событий, величие которых разделили бы многие. Сколько критиков вырезали бы себе языки за то, чтобы оказаться на бульваре Капуцинок в апреле тысяча восемьсот семьдесят четвертого года[13], или за то, чтобы вместе с Браком[14] впервые узреть „Юных дев Авиньона“ Пикассо. И я рад сообщить, что история искусств совершила новый поворот. Великим местом станет Ист-Виллидж, а великим моментом – открытие серии „Голгофа“ Мориса Вильнюса».
– Кажется, вчера вы сказали, что Гроув ненавидел работы Вильнюса? – напомнил д’Агоста.
– Выходит, Гроув пережил смену идеалов. – Пендергаст задумчиво вернул черновик на место. – Теперь ясно, чему так радовался Вильнюс.
– Рядом с компьютером мы нашли похожую статью. – Браски указал на второй лист бумаги. – Распечатка не подписана, но принадлежит перу Гроува.
– Статья для «Берлингтон мэгэзин». «Новый взгляд на „Воспитание девы“ Жоржа де Ла Тура». – Пендергаст бегло просмотрел статью. – Короткая статья, здесь Гроув пересматривает свою критику, в которой назвал работу де Ла Тура подделкой. – Он положил статью на стол. – В последние часы жизни Гроув изменил взгляды на многие вещи.
Пендергаст плавно переместился к перечню телефонных звонков.
– Пригодится, правда, Винсент? – сказал он, передавая д’Агосте пачку распечаток.
– Мы только утром получили ордер и сразу же сделали запрос, – пояснил Браски. – Сзади прикреплены имена, адреса и краткая характеристика каждого, кому звонил Гроув.
– Похоже, в последний день он звонил многим, – сказал д’Агоста, пробегаясь по списку.
– Многим, – подтвердил Браски, – странным людям.
Странного в списке действительно было много. По международной линии Гроув звонил в Нью-колледж, Оксфорд, на кафедру истории средних веков, профессору Йену Монткалму. Затем по местной линии он разговаривал с Эвелин Милбэнк и Джонатаном Фредериком. Многие номера принадлежали справочным. Около двух пополуночи Гроув созванивался с Локком Баллардом, промышленником, затем с Найджелом Катфортом и только потом – много позже – вызывал отца Каппи.
– Мы планируем всех опросить, – сказал Браски. – Монткалм, кстати, один из крупнейших специалистов по средневековому сатанизму.
Пендергаст кивнул.
– Милбэнк и Фредерику Гроув звонил скорее всего, чтобы договориться насчет той самой вечеринки. Но вот зачем
В этот год в Париже, в ателье фотографа Надара на бульваре Капуцинок, была организована первая выставка художников-импрессионистов Моне, Ренуара, Писсарро, Сезанна, Дега.
Брак, Жорж (1882–1936) – французский живописец, вместе с Пикассо ставший основателем кубизма.