Путь Грифона. Сергей Максимов
кого ожидать заговоров? – спросил Судоплатов.
– В данном случае против Гитлера, – ответил генерал.
– Смелое утверждение. Очень смелое, – не без иронии заметил Суровцеву Павел Анатольевич.
– Скажу ещё смелее, – оживился Суровцев. – Если произойдёт покушение на Гитлера, санкционированное из Англии, союзники сразу же откроют второй фронт. И со всех ног бросятся спасать Европу от «красной заразы». Я говорю о нас с вами. Хотя скорее всего последовательность будет другая: сначала второй фронт, а затем покушение на Гитлера.
– Подождите. Нам для начала нужно хотя бы понять, есть или нет утечка информации из абвера к англичанам. Работаем и ждём подтверждения, – подвёл черту под разговором Фитин.
Косвенное подтверждение утечки разведывательной информации из абвера к англичанам пришло с самой неожиданной стороны. Через семь месяцев после описываемых событий, на Тегеранской конференции, в присутствии Рузвельта Черчилль сказал Сталину, что английская разведка располагает точными сведениями о том, что в советском Генеральном штабе работает немецкий агент. Сталин лишь кивнул. Но уже вечером этого дня из Тегерана в Москву ушла радиограмма, общий смысл которой сводился к тому, что предположения советской разведки о непрерывающихся во время войны контактах Канариса с англичанами верны. То что в Лондоне знали об агенте абвера в советском Генштабе, не вызвало в Москве никаких сомнений, откуда англичане об этом узнали.
Можно было только поражаться, с какой лёгкостью Сталин осваивал искусство дипломатии. В беседах с главами Великобритании и США был всегда сдержан, с внешней демонстрацией доброжелательной готовности к переговорам. Вместо прямого возражения – только ирония. Вместо согласия – обещание подумать. А вместо отказа – требование помочь в осуществлении чужой просьбы, но таким образом и с такими условиями, что просьба часто сама собой исчезала.
Это, впрочем, не мешало ему устраивать традиционные нагоняи подчинённым. Так в Тегеране досталось Ворошилову. Но отчитал он Климента Ефремовича не при главах иностранных государств, а при своих. Причиной послужила неловкость маршала. От имени английского короля Георга IV, в знак признательности и восхищения перед мужеством жителей и защитников города Сталинграда, премьер-министр Черчилль вручал главе советского правительства меч. Сталин, уже получавший в своей жизни наградное оружие, меч принял. Поцеловал, как это заведено во всех армиях мира. Показал оружие Рузвельту, затем передал его Ворошилову.
И тут произошло то, что едва не вывело вождя из себя. Маршал, не сообразив, что меч, в отличие от шашки, не имеет в ножнах фиксатора, неловко повернул оружие, и двуручный меч ударился рукояткой об пол. Головка рукояти, изготовленная из горного хрусталя, едва не разбилась. Сталин в тот момент не сказал по этому поводу ни слова, зато после приёма Ворошилов наслушался многое из того, что не принято фиксировать на бумаге, про руки, про ноги, про голову и про другие части маршальского тела.
Но