Хроники Нордланда: Тень дракона. Наталья Свидрицкая
и море – дикий, свободный и сильный. "А тетка-то его где-то тут проживает. – Мелькнуло в голове. – Надо бы ее навестить… Что бы он там про это ни думал". Восторг так и распирал его изнутри, захотелось как-то выплеснуть его, и Гэбриэл, раскинув руки, закричал от всей души, как он когда-то говорил брату, "что-то глупое, но громкое".
– Совершенно с тобою согласен, юноша. – Раздался рядом спокойный голос, и Гэбриэл резко развернулся.
Он представлял себе Афанасия Валенского сухоньким старичком, но перед ним сейчас стоял крепкий мужчина среднего роста, не старше пятидесяти, светло-русый, с короткой аккуратной бородкой и убранными в хвостик волосами. Одет он был в простую рясу, подпоясанную веревкой с узелками, из под краев рясы выглядывали добротные сапоги. Глаза – спокойные, серые, у губ морщинки, наводящие на мысль о непростом, немного насмешливом нраве. Гэбриэл в первый миг растерялся, разглядывая его, потом вспомнил, что это невежливо, а мужик для местных чуть ли не святой, не стоит его обижать, и вроде поклониться надо, а с другой стороны, он граф, или не граф?! Потом все-таки решил поклониться, но тут Афанасий поклонился сам:
– Здрав буди, княже.
– Я не князь…
– Ты сын принца, по-нашему, великого князя, значит, княжич. По-нордландски эрл, по-нашему, князь Валенский. – Глаза Афанасия улыбались насмешливо, но насмешка была доброй, без ехидства, и Гэбриэл улыбнулся сам:
– И тебе не хворать. Я тут…
– Знаю, за благословением пришел. Ну, что ж, коли пришел, благословлю. – Он оглянулся, вздохнул от всей души:
– Красота! Ничем отечество мое, Новгород Великий, не напоминает, а все же любо мне здесь все. А к Северу, к Вызиме, еще краше. Фьорды, как лабиринты в горах, развалины замков драконьих…
– Ты был в Ивеллоне?
– Был. Далеко мы зашли, дальше всех. До озера Табат, есть там такое, красоты место неописуемой, маками и ромашками холмы поросли, просто ковер цветной, низины – ирисами, да таких расцветок необычайных, глаз не верит. Там всех Орда и растерзала. Я один ушел. Чудо спасло, не иначе… – Он вновь огляделся. – Слышал я, что ты нашей веры, православной?
– Да, я… То есть, я хочу в вашу веру. Римская мне не нужна, не верю я в нее. После Эдикта этого…
– От противного, значит?
– Я из Элиота в Гранствилл шел с руссами. Со Ставром. Я тогда шальной был, только одно и понимал: что свободен. Но там священник был, отец Михаил, он мне рассказал много, и молитве научил, я только так и молюсь, хотя Отче наш знаю.
– Ну, что ж. – Афанасий указал на камни. – Присаживайся, Гэбриэл, сын Гарольда. – Он один не назвал Гэбриэла на русский манер, Гаврилой. – Поговорим.
Гэбриэл сам не понял, как произошло, что он рассказал Афанасию все. Про маленькую Алису, про ферму, про Сады Мечты, про Сета и Гефеста, про Конюшню, про Домашний Приют, про Марию и Киру. Даже про Мертвую Королеву. И при этом не чувствовал ни стыда, ни неловкости, ни сожаления о том, что так раскрылся незнакомому