Под крышами города. Роман-калейдоскоп. Людмила Колтушкина
без масла подсушили. Самая вкуснота, когда картофельный срез родинками-пятнышками подгорит от печки. Рябчики хрустящие, как язык по форме. Удобно в рот класть. Соль в уголках губ собирается. Её потом языком оближешь. Приятное послевкусие.
Чай пить из самовара. Залезешь с ногами на венский стул. Перельёшь кипяток из кружки или стакана в блюдечко, чтобы не так горячо было. И втягиваешь в себя шумно. Так вкуснее. На столе варенье яблочное как мармелад. Мёд дедушкин. Да сахарок, колотый щипчиками. Сунешь его за щеку и через сладость втягиваешь чай. Ещё и смешно. Чай не пить – какая сила, чай попил – совсем ослаб.
Лето 1937 года. Свердловск. Внутренний двор дома на ул. А. Толстого, 8. Личный архив
Лето 1937 года. Во дворе на А. Толстого, 8.
Личный архив
Лето 1937 года. Во дворе на А. Толстого, 8.
Личный архив
Зинаида Ниловна, сестра Ивана и любимая тётка детворы, за фортепиано садилась в общей комнате. Пальцы длинные, тонкие. Клавиш будто не касаются. Только утончённое колечко золотое с вытянутым чёрным агатом в воздухе грациозно покачивается. Романсы льются:
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые…
Счастливое время! Невозвратимое. Все вместе. Беззаботны, полны планов и надежд.
Ходили всем скопом на Шарташ по Берёзовскому тракту. Удочки иногда брали. Загорали на камнях, торчащих идолами вдоль берега. Вода в Шарташе темноватая, но чистая. Под камнями раки жили. А рак в гнилой воде не обживётся. Наплещешься, как в родном Орлике, притоке Оки. Портки сбросишь и лежишь, солнцу радуешься. А кто задремлет, свежесть воды окатит нагретую кожу. Опять водная битва с хохотом и проказами.
На Исети на лодке катались. Все в одной не помещались. Партиями. Хорошо – мальчишек много. Не было проблем с гребцами.
Летом 1937 года бабушка Зинаида Фёдоровна и Зиночка с Жоржиком приезжали с двухлетней Кирочкой. Ну такая кнопка хорошенькая! С рук её не спускали. Волосы ниже пояса. Одно что малявка. Атласной лентой подвязаны, чтобы на глаза не падали. Платьица все рукодельные, в кружавчиках. Дед Нил нарадоваться не мог ещё одной, пятой, внучке:
– Приезжали бы на подольше.
– Даст бог, приедем, – кто бы знал, что так будет.
Тем же табором. Только без Жоржика. Георгия Яковлевича Черникова. Кадрового командира эскадрона Императорской, а затем и Красной Армии.
1937-й вступил в осеннюю непогодь. Жестокий и кровавый. Ветер расправлялся с листьями, а правительство – с людьми. В домах стали разговаривать тише. Появились подозрительные взгляды. Страх просачивался под закрытые двери и ставни.
Поздний вечер доделывал привычные дела. Уставший за день дом на А. Толстого, 8 отдыхал. Убегавшиеся дети беззаботно спали. Дедушка