Хохот Демиурга. Мысли в моей голове. Максим Шешкаускас
переполненные восторгом, поэтому Андрюша поспешил с нетерпением. Одинокие и голодные до новостей из внешнего мира – для них окунуться в чужую жизнь было истиной отдушиной, лучиком света, вызывающим зависимость – и для тебя Храм Утех вскоре станет местом воистину божественным, поверь. Но что нам было делать с экзаменом, Томом и пробелом в знаниях?
Мне было, есть и будет присуще спортивное упрямство. Я не был готов сдаться просто так. Ах не получается пойти легким путем – отправимся сложным, но из университета я не вылечу. Если я не могу впитать знания, нужно предмет выучить. Тем более, у меня есть подходящий кандидат на роль репетитора. А то, что в запасе не так много времени, тоже не беда – ведь в реальном мире и Внутренней Риге оно может протекать с разной скоростью. Оставалось внушить Тому, что он должен меня учить, а о том, что он был твердолобым, ты уже слышал.
Начал я с попыток объяснить, где он и что произошло, но Том ответы не принимал, требуя какой-то своей правды. Он закрылся и ощетинился, наотрез отказавшись верить в происходящее – таких принять во Внутреннюю Ригу сложнее всего, их приходится ломать, заставлять действовать по моей воле. Том был одним из первых, поэтому я, возможно, переборщил, устроив ему настоящий ад: чтобы ты понимал, я, например, изобрел вечную мясорубку – и для создания этого хитроумного устройства я задействовал церковь Святого Петра, вон, ее шпиль виднеется… Орудие пыток работало так: в башне-колокольне жертву подвешивали за руки и медленно опускали в остекленную шахту лифта, где ее, сантиметр за сантиметром, перемалывало на фарш. Том проходил мясорубку от пят до кончиков пальцев, при этом оставаясь живым раздробленным нечто, обладающим разумом, способным ощутить всю боль и смысл происходящего. Потом он м-е-едленно собирался, склеивался по кусочку, чтобы повторить все заново.
Искусен я? Чертям в аду есть, чему поучиться, хе-хе. Но ощущения Тома сложно передать словами, может, желаешь попробовать? Ну-ну, времени у тебя будет уйма, вдруг когда-нибудь захочешь сам вот так вот поразвлечься. Это не смертельно – гарантирую. Но больно очень, учти. Ладно… Слишком не осуждай меня – что мне оставалось делать? После настоящего убийства в реальном мире сложно отказаться от своей цели из-за упрямства кого-то в моем подсознании. Что то было не упрямство, а помешательство – я догадался не сразу. Про стержень Тома я тебе говорил, так вот, происходящее не вписывалось в его картину мироустройства и он попросту отказался принимать Внутреннюю Ригу как данность.
Я был взбешен, и бешенство заводило творческий потенциал – чего я только не выдумал – рвал на части, лишал воздуха, пытал током, за внутренний день истощал от голода и умертвлял жаждой. Что в это время делали Толик с Андрюшей, какое принимали участие? Андрюша сперва наблюдал за пытками, но Толик в это время наблюдал за ним, и под пристальным взглядом Андрюша устыдился – они удалились, оставив меня с Томом и моим бессильным бешенством наедине.
Я бесконечно растягивал внутренние дни, иногда лихорадочно