Любовница Фрейда. Дженнифер Кауфман
особенно когда они говорили все сразу. По мере того как шум усиливался, Марта сновала между кухней и столовой, проверяя, не подгорело ли печенье или говядина, одному ребенку принесет стакан воды, другому подаст салфетку, снимая по пути руку или ногу дитяти с подлокотника кресла или поднимая с пола комок корпии.
– Да что ж это такое… – пробормотала она, вздохнула и уселась на свое место, выпрямив спину.
Минна разгладила белую шелковую блузу с высоким воротником, закрывающим шею, думая, что в комнате пахнет воскресеньем. Она сняла жакет и распустила волосы еще в спальне, но теперь, наблюдая нарядную обстановку за столом, неожиданно почувствовала себя раздетой. Кружевные скатерти, серебряные подсвечники, дорогой фарфор, вазы с цветами. Марта не сводила взгляда с двери.
– Наверное, Зигмунд снова задержал лекцию… Я просто не понимаю… бесконечно разговаривать со студентами, когда он знает, что мы ждем его… или он пошел пешком по Рингштрассе… за смертью его посылать.
Служанка в переднике промаршировала из кухни, неся дымящуюся супницу, когда Зигмунд возник в проеме двойной двери. Минна и прежде встречалась со своим зятем, но теперь ей показалось, будто она видит его впервые. Зигмунд вошел в комнату и улыбнулся ей. Он был красивее, чем она помнила, более плотно сложен. Борода и волосы тщательно ухожены, Зигмунд был в костюме из шерстяной ткани в полоску, под жилеткой черный шелковый галстук. На груди – незамысловатая золотая цепочка, принадлежавшая когда-то ее отцу, один конец цепочки, протянутый через пуговичную прорезь, прикреплен к часам, а другой украшал жилет. В одной руке зять держал маленькую антикварную бронзовую фигурку, а в другой – сигару. Волосы были густые, черные, слегка посеребренные на висках. Но взгляд! Пронзительный. Темный. Оценивающий.
Минна вспомнила день, когда впервые увидела его – нового воздыхателя Марты. Он стоял на пороге их дома в Вене, бедный еврей, из плохого района города, и семья его не отличалась ни влиянием, ни богатством. Он смотрел на Марту, а Минна – на него. Сгущались сумерки, время, когда день и ночь еще не уверены в своей окраске, но вскоре все цвета дня превращаются в черный. Сестра познакомилась с ним месяц назад, но только сейчас, когда визит закончился, между ними что-то определилось. У Марты кружилась голова, когда она говорила о Зигмунде. Но не у ее матери, женщины из достопочтенного еврейского семейства с корнями в Германии, полагающей, что юный доктор едва ли стоит ее дочери. Однако пара тайно обручилась двумя месяцами позднее. Минна помнила, что необузданная страсть и преследование Марты Зигмундом казались ей тогда какими-то ненастоящими. Словно они разыгрывали воображаемую любовь. Развитие событий озадачивало. Минну, по крайней мере.
Во время первых свиданий Марта почти не говорила. Сестра ее была нежным, хрупким созданием, переполненным надеждой. А Минна оказалась всего лишь версией ее. Тогда она была высока и худа, угловата, волосы вечно в беспорядке. Очень энергичная, разговорчивая, умная. Зигмунд получил то, что хотел, – старомодную душеньку, а не женщину с собственным мнением,