Вначале была любовь. Философско-исторический роман по канве событий Холокоста. Том I. Николай Андреевич Боровой
стены и старую мебель отзываться глухим эхом. Доцент Кшиштоф пристально смотрит, слушает и внимает, вникает в суть произносимого.
– Там, дорогой мой Кшиштоф, где безумие стало социальной нормой, покорность безумцам отождествляется с патриотизмом, а готовность бестрепетно умирать и убивать на чужбине – с гражданским долгом, где позиция совести клеймится безнравственностью и предательством, может случиться что угодно, и сюжеты из босховских полотен оказываются реалиями, не мигая и пристально глядящими вам в глаза. Вы знаете, дорогой, что коммунизм, как это со всех точек зрения ни странно, глубоко ненавистен мне и я согласен с теми русскими философами, живущими в Америке и во Франции, которые беспощадно критикуют коммунистическую идею, по справедливости усматривая в ней и разновидность тоталитарного мифа, и торжество объективистского «мефистофельства»… Вы знаете – коммунизм способен пленить и одурманить самых трезвых… поди знай, сколько еще пройдет времени, прежде чем его истинная и уродливая суть раскроет себя, прежде чем обвинения начнут сыпаться не в отношении к политической практике и воплотителям идеи, а к идее самой по себе, к заложенным в ней разрушительным противоречиям. Но не в этом суть. Я скажу Вам нечто обратное – до тех пор, пока руководящие нами бегут от ответственности и реалий, любой ценой желают сберечь капитал и хрупкость с трудом восстановленного, налаженного бюргерского благополучия, случиться может самое и самое неожиданное, немыслимое. Могли бы мы с Вами, после речи Эйнштейна в Лиге Наций, представить себе прошлогодний «мирный договор»? Да что там сам договор! – профессор раздражено и зло махнул рукой, и внезапно, резко повернувшись, чуть присогнувшись, уперся в глаза молодого коллеги и спросил – могли мы с Вами представить что Польша, наша с Вами многострадальная Польша, полтора века кровоточившая под имперским игом и с трудом обретшая независимость, примет участие в этом постыдном, негодном фарсе, в уничтожении независимости соседней славянской страны, точно так же за эту независимость боровшейся? Вы мне сказали про родственников пана Мигульчека и про словацкую армию в Закопане… Возможно, вполне возможно… А почему бы собственно и нет?? Разве подобное не было предсказуемо, разве не были бы правы словаки, разве бы не стало это неотвратимым следствием прошлогоднего негодяйства наших и европейских политиков?! Вы поляк, Кшиштоф, сын своей великой страны, но вы знаете – я будучи евреем, потомком переселенцев 14 века, точно такой же поляк и душой, и сердцем, и умом, и Польша – такая же моя любимая и великая Родина, как и Ваша. Но патриотизм, дорогой мой Кшиштоф – это вовсе не одно лишь желание, как может показаться на первый взгляд, и как повсеместно это вдалбливают в сознание толпы, чтобы твоя страна процветала. Патриотизм – это желание, чтобы твоя страна была справедлива и человечна, честна, и в первую очередь сама с собой, в отношении к собственным