Песнь моряка. Кен Кизи
неоновые рыбки, она забралась обратно в фургон. Дрожа, наклонилась вперед и обхватила колени руками, а он включил передачу и вывел фургон обратно на асфальт.
– Эй, Саллас! – Не поднимая головы, она повернулась к нему лицом. – Я хочу знать, почему я застряла у тебя в горле? Какого рожна ты все время ко мне цепляешься? А? На причале эта хрень насчет платья, например, – какого черта?
Саллас не отвечал.
– Тебе завидно, что у меня хорошее настроение? Что у меня есть не только муж, но и важный сын? А? Ладно, нафиг, с меня довольно! Останови машину!
Саллас повернул фургон и съехал с дороги на этот раз так резко, что Алиса засмеялась:
– Ага, испугался, что загажу твой драгоценный автобус! Нет, я здесь выхожу, спасибо большое, уже не тошнит. – Она захлопнула дверь и не оглядываясь поковыляла прочь. – Спокойной, лять, ночи.
По песчаной обочине, к заросшему сорняками пустырю она ковыляла на негнущихся ногах, точно кукла. Точно кукла в нелепом этническом наряде, делавшем клац-клац-клац при каждом ее шаге. Если не выкаблучиваться, она, пожалуй, одолеет этот качающийся пустырь. И вскоре будет у себя в мотеле. Старый добрый старый добрый старый добрый мотель. Козырной туз в кармане. Она не возражала против покера, только против казино. Покер – хороший учитель. Держи карты поближе к жилетке, а в кармане пусть лежит козырной старый туз. Этим она и привлекла Кармоди – так она всегда думала: ему нравилось, что ее карты всегда у пояса. Она была хорошим осторожным покерным партнером. Кармоди играл азартно, а азартным игрокам нужны осторожные партнеры. Снижает нагрузку.
Дойдя до стоявших полукругом коттеджей, Алиса почувствовала себя лучше. Ее дом, вообще-то: она проторчала среди этих коттеджей – дитя и женщина – дольше, чем в любом другом закоулке города. Кроме, может быть, церкви. Но церковь не считается. Церковь – не дом. Это самое публичное место из всех – рядом с Богом. Зато грубоватые коттеджи, полукруг на пути неприятельских вихрей, защитят и укроют.
В большинстве еще горел свет, хотя уже вставало солнце. Она добралась до дверей подсобки, затем поднялась по винтовой лестнице. Ключ наготове. Она опустилась на лежавший прямо на полу матрас, кружилась голова. Через минуту встала и задернула на окнах шторы. Может, немного успокоит круговерть. Ничего подобного. Комнату несло, как в половодье, от берега к берегу. И дело не в гостях из Лос-Анджелеса и не в шампанском. Дело в – платье с клацаньем упало на пол прямо перед зеркалом – в ритме образов. Бутылка. Тонкий пропорциональный ритм соскальзывает вниз от груди к тонкой талии, где эта утонченность дает ему силу расшириться вновь, а после снова стать изящным и узким. Тонкие ритмы. Модильяни. Ритмы сдерживают. Легко предположить, что девушке, приговоренной кровью и генами превратиться в бабу, достанет разума оставить все как есть и лечь под старого мастера Рубенса… но нет, только не Атвязной Алисе… Алисе, у которой все всегда наперекор, в школу пешком, нет, спасибо, подвозить не надо, и в кино потом не надо, и помогать тоже, и мармеладных мишек на балконе тоже не надо, без масла, пожалуйста, без рук,