Поэт ненаступившей эры. Избранное. Николай Глазков
чём тут интерес?
Но ежели об интересе речь,
Я примитивность выявлю опять:
С хорошей бабой интересно лечь,
А не игру в любовь переживать.
Я к сложным отношеньям не привык,
Одна особа, кончившая вуз,
Сказала мне, что я простой мужик.
Да, это так, и этим я горжусь.
Мужик велик. Как богатырь былин,
Он идолищ поганых погромил,
И покорил Сибирь, и взял Берлин,
И написал роман «Война и мир»!
Правдиво отразить двадцатый век
Сумел в своих стихах поэт Глазков,
А что он сделал, – сложный человек?..
Бюро, бюро придумал… пропусков!
Моя жена
Не две дороги светлого стекла,
Не две дороги и не две реки…
Здесь женщина любимая легла,
Раскинув ноги Волги и Оки.
Заопрокинув руки рукавов
И золото своих песчаных кос,
Она лежит на ложе берегов
И равнодушно смотрит на откос.
Кто знает, что она моя жена?
Я для неё не пожалею строф,
Хотя я не дарил ей кружева
Великолепно связанных мостов.
Она моя жена, а я поэт…
Сто тысяч раз изменит мне она, –
Ни ревности, ни ненависти нет:
Бери её, она моя жена!
Она тебя утопит ни за грош:
Есть у неё на это глубина,
Но если ты действительно хорош,
Возьми её – она моя жена.
Возьми её, одень её в гранит,
Труды и камни на неё затрать…
Она такая, что не устоит
И даст тебе всё то, что сможет дать!
«Подальше убраться…»
Подальше убраться
Из мира огромности?
Подальше держаться
В тени или в скромности?..
Я слышал. Спасибо
За все поучения.
Лишь дохлая рыба
Плывёт по течению!
Я буду бороться
Со всем ненавистным мне
За счастье, за солнце,
За вечные истины!
За жизнь, за призванье,
За место, за званье!
Со всеми – и с вами,
Тупицы и бездари.
«Бывают в нашей жизни величины…»
Бывают в нашей жизни величины
Сложней привычных степеней, корней:
Так женщина умнее, чем мужчина,
Ну а мужчина – женщины умней!
За новое счастье
На столе много разной закуски, и хлеба,
Апельсинов, пирожных, конфет, и вина…
Если б мог я взлететь в тридевятое небо
И отправиться в прошлые времена,
Я б туда захватил этот стол новогодний,
Превосходно накрытый богатой едой.
Я б из многих годов выбрал самый голодный:
Из столетья двадцатого – сорок второй.
Я созвал бы друзей самых лучших и милых,
На себе испытавших тяжёлые дни;
Я продуктами этими всех угостил их,
Так что были бы мною довольны они!
В