Светлячок надежды. Кристин Ханна
хирурга.
– Она верующая? – спрашивает незнакомец.
– Нет. Я бы так не сказал, – усталым голосом отвечает Джонни. Он такой печальный, что мне хочется взять его за руку – даже после всего, что было между нами, а может, именно поэтому.
Джонни садится рядом с кроватью, на которой лежит мое тело.
– Прости, – говорит он мне – той, которая не слышит.
Я долго ждала от него этих слов. Но почему? Теперь я вижу, что он любит меня. По тому, как блестят от слез его глаза, как дрожат его руки, как он склоняет голову, словно в молитве. Джонни не молится, но я его хорошо знаю – опущенный на грудь подбородок означает поражение.
Он будет скучать по мне, даже после всего, что было.
И мне его будет не хватать.
– Сражайся, Талли.
Я хочу ответить, подать знак, что слышу его, что я здесь, но не могу.
– Открой глаза, – приказываю я себе. – Открой глаза! Скажи ему, что тебе тоже очень жаль.
А потом он начинает петь, хриплым, прерывающимся голосом: «Городская девчонка, маленькая и одинокая…»
– Боже, как я его люблю, – говорит Кейт.
Он не успевает допеть песню, как в палату входит кто-то еще. Крепко сбитый мужчина в дешевой спортивной куртке коричневого цвета и синих слаксах.
– Детектив Гейтс, – представляется он.
Я слышу слова «автомобильная авария», и в моем мозгу мелькают картины – дождливая ночь, бетонная опора, мои руки на руле. Я почти вспомнила. Чувствую, как картинки складываются вместе, обретают смысл, но, прежде чем это происходит, сокрушительный удар в грудь отбрасывает меня к стене. Невыносимая, мучительная боль.
КОДСИНИЙПОЗОВИТЕБИВЕНА.
– Кейт! – кричу я, но ее уже нет.
Звуки теперь похожи на оглушительные раскаты грома – удары и писк. Я не могу дышать. Боль в груди убивает меня.
ГОТОВО.
Меня подбрасывает в воздух, как тряпичную куклу, и там, наверху, я начинаю гореть. Когда все заканчивается, я снова оказываюсь в небе рядом со звездами.
В темноте Кейт берет меня за руку, и мы уже не падаем, а летим. Потом мягко – как бабочка на цветок – опускаемся на два обшарпанных деревянных стула, обращенных к заливу. Мир вокруг темный, но в то же время словно освещенный резким электрическим светом: белая-белая луна, бесчисленные звезды, мерцающие в стеклянных банках, которые подвешены к ветвям старого клена.
Ее задняя веранда. Кейт.
Здесь уже нет пульсирующей боли, только эхо. Слава богу!
Я слышу рядом с собой дыхание Кейт. И при каждом вдохе чувствую запах лаванды и чего-то еще – возможно, снега.
– Джонни расклеился, – говорит она, напоминая мне о том, где мы были раньше – говорили о моей жизни. – Я от него этого не ожидала.
– Мы все расклеились. – Как ни печально, но это правда. – Ты была тем цементом, который соединял нас. Без тебя…
Кейт долго молчит, и я представляю, что она вспоминает свою жизнь, всех, кого любила. Любопытно, что чувствуешь, понимая, что люди не могут без тебя жить? Что чувствуешь, понимая, сколько людей тебя любили?
– Что с тобой было после того, как