Джульетта. Энн Фортье
себя настолько полно.
– В полусне это часто бывает. В такие минуты открывается внутреннее зрение.
– Но я не сплю и не хочу спать! Я вообще больше спать не лягу. Буду приходить каждую ночь и сидеть здесь вместо сна!
Улыбнувшись горячности Ромео, самой лучшей привилегии юности, маэстро Амброджио взглянул на свой шедевр:
– Значит, она вам нравится?
– Нравится?! – чуть не поперхнулся Ромео. – Да я обожаю ее!
– И вы поклонялись бы такой святыне?
– Разве я не мужчина?.. И как мужчина, я не могу не горевать при виде столь безвременно ушедшей красоты. Ах, если бы смерть можно было убедить вернуть ее назад…
– И что тогда? – Маэстро смог подобающе нахмуриться. – Что бы вы сделали, будь этот ангел женщиной из плоти и крови?
Ромео набрал в грудь воздуха для ответа, но заговорил сбивчиво, словно нужные слова покинули его:
– Я… не знаю. Любил бы ее, конечно. Я знаю, как нужно любить женщину. Я уже многих любил!
– Тогда, возможно, оно и к лучшему, что она ненастоящая. Мне кажется, любовь к этой девице потребовала бы от вас напряжения всех сил. Ухаживая за такой, нужно входить через переднюю дверь, а не лазить по балконной решетке, как ночной вор. – Увидев, что его собеседник со слегка запачканной охрой щекой промолчал, маэстро продолжал смелее: – Есть, знаете ли, распутство, а есть любовь. У них общие черты, но это совершенно разные вещи! Для первого достаточно медоточивых речей и смены платья; чтобы добиться второго, мужчине придется пожертвовать своим ребром. В ответ женщина искупит грех праматери Евы и приведет его обратно в потерянный рай.
– А как мужчине угадать, когда расставаться с ребром? У меня полно приятелей, у которых уже и ребер не осталось, а они и близко к краю не подошли!
При виде искренней обеспокоенности юноши маэстро Амброджио кивнул.
– Вы сами дали ответ, – сказал он. – Мужчина знает. Мальчик – нет.
Ромео расхохотался.
– Восхищен вашей смелостью! – сказал он, положив руку на плечо маэстро.
– А что такого замечательного в смелости? – ответил художник, почувствовав, что его приняли за советчика. – По-моему, эта добродетель погубила больше доблестных мужей, чем все пороки, вместе взятые.
И снова Ромео захохотал, словно он нечасто имел удовольствие сталкиваться с таким дерзким спорщиком, а маэстро неожиданно почувствовал, что ему очень импонирует этот юноша.
– Я часто слышу, как мужчины говорят, – продолжал Ромео, которому явно не хотелось оставлять тему, – что они на все готовы ради женщины. Но стоит ей о чем-то попросить, как они сразу поджимают хвост, как псы.
– А вы? Тоже поджимаете хвост?
Ромео сверкнул белым рядом здоровых зубов, удививших бы любого, кто был наслышан о его многочисленных стычках на кулаках.
– Нет, – ответил он улыбаясь. – У меня отличное чутье на женщин, которые не попросят больше, чем я захочу дать. Но если такая женщина существует, – он кивнул на картину, –