Семиведьмие. Бронзовый котел. Эйрик Годвирдсон
да только к тому времени, как показалась княжья усадьба, успел рыжекудрый удалец влюбиться в девушку. Ну, или ему показалось, что влюбился – со хмельных глаз он громко возвещал, что нашел себе в лесу желанную подругу, и что никуда не пустит свою добычу, покуда не ответит она ему взаимною лаской и не согласится быть его женой.
Настойчив рыжий лорд был да упрям, как только рыжие бывают упрямы – и не слушал возражений. Ниив быстро поняла – говорить тут бесполезно, думать надо. А самое что недоброе – отнял князь у девушки золотой клинок, подивившись красоте и необычности его, заявил, мол, приданым будет.
Велел со своим копьем в отдельной каморке при оружейной схоронить – копье у него и самого было колдовское, не от удали небывалой рыжий князь на охоте неудач не знал, а от того, что копье тоже чаровное, зверя само разит без промаха, лишь направь да не струсь. Ну, трусом-то он и не был, хотя и зазнайкой да гулякой всяк его признавал.
Опечалилась да разозлилась Ниив, что ее не спросившись, да еще при живом-то супруге, снова замуж пророчат, а то и, страх сказать, вовсе даже не замуж, а так, удаль молодецкую потешить!
Но да виду снова не подала – толку-то!
Вот провели ее в комнату, вот усадили на богатое ложе, выдали одежды всякой, купальный чан с водою теплой, травами благоухающей, водрузили, яств лакомых принесли – а дверь снаружи подперли да юного воина с копьецом поставили – сторожить.
Хозяин сам с товарищами да домашними пировать по поводу удачного лова направились, а Ниив ждать да думать осталась.
Сперва, не будь глупой, девушка и искупалась, и поела, и чистую-новую рубашку натянула – а вот дорогие наряды не тронула. Думала, думала – ну и надумала. Дождалась глубокой ночи, когда уснул ее незадачливый сторож, взяла разрыв-траву, помахала крест-накрест на засов, прошептала нужные слова – и тут же засов рассыпался в прах. Прокралась она к оружейной – клинок свой золотой вызволять. И там запоры легко и просто все отомкнула синяя трава. Вот и клинок золотой, вот и копье зачарованное… и еще всякого снаряжения разного. Ниив, не будь простушкой, быстренько переоделась в мужское охотничье платье, волосы собрала в узел по-воински, шпильку-шип вплела так же, как юноши делают, сама в плащ закуталась, чтоб фигуры толком не было видать, погуще складки на плече собрала, серебряной фибулой закрепила. Клинок золотой к поясу, копье в руку – глядь, и не отличить от воина-дружинного, по первому году от совершеннолетия которые! Уже не таясь, прошла по коридорам – запасов в сумку дорожную покидала, свои старые вещи хотела забрать тоже, чтоб на первой же стоянке их в костре сжечь.
Парень-соглядатай так и не проснулся, к слову – зато, уже собираясь уходить, услыхала Ниив тихий плач в темном самом углу. Девичий плач при том. Услышала и рыдающая шаги, вскинулась:
– Кто это тут? Хинви, ты это, что ли? Чего эту перепелку бессмысленную не сторожишь?
– Я, – низким голосом, подражая мужчине, отозвалась